Любой человек, который рассматривает советскую экономику, не может не столкнуться с одним непонятным, на первый взгляд, парадоксом. Если брать такие достаточно сложные изделия, как боевая техника, то в общем и целом новые экземпляры советской боевой техники создавались на мировом уровне и выпускались обычно в приемлемый квант времени относительно времени выхода западных аналогов. И качество этих изделий в целом было хорошим. Да и количество выпускаемых изделий было достаточным. В СССР никогда не было дефицита танков, истребителей, подводных лодок и т.п. Скорее был их сверх избыток. На базе военных разработок СССР мог даже создавать такие наукоёмкие автоматические изделия, как автоматические луноходы. Однако, когда дело касалось производства т.н. «товаров для населения» – причём абсолютно любых – ситуация менялась почти на полностью противоположную. Всё, выпускаемое в СССР для населения – абсолютно всё – было весьма посредственного качества, не выдерживающим никакого сравнения с западными аналогами, очень устаревшим, то есть выпущенным значительно позже западных аналогов, а при этом даже в таком варианте во всех сферах производства товаров для населения на любой мало-мальски нужный товар господствовал дефицит. Наличие огромного ВПК в СССР говорило о том, что в стране имеется достаточное количество инженерно-конструкторских кадров и трудовых ресурсов достаточно высокой квалификации. Однако советская лёгкая промышленность наводила на мысль о прямо обратном. Более того, если изделия советского ВПК были как правило оригинальными, то изделия советской лёгкой промышленности были попросту украдены на западе и по дизайну, и по функционалу. Как же так?
Первым фактором такой странной, даже уродливой структуры советской экономики была конкуренция. Коммунисты всю дорогу классифицировали идею конкуренции, положенную в основу капиталистической экономики, не иначе как выдумкой злобных капиталистов, которые дурят голову «простым трудящимся» с тем, чтобы «высасывать из них последние соки». И однако в самой важной для себя отрасли – в сфере производства вооружений – Политбюро ЦК КПСС действовало именно как крупный капиталист, конкурентно соревнующийся с другими капиталистами.
Причём конкуренция в сфере ВПК была как бы двухуровневой – внутренней и внешней. Во-первых, при производстве основных видов вооружений, таких как танки, боевые самолёты и вертолёты в СССР существовали как минимум две, а иногда и более конкурирующих структур. Скажем, конструкторские бюро по разработке новых танков были в Харькове и в Нижнем Тагиле и они конкурировали друг с другом. Точно также было два направления производства вертолётов – «Ми» и «Ка», истребители создавались в ОКБ Сухого и КБ Микояна-Гуревича. Ну и т.д. Это давало возможность устроить интеллектуальное соревнование между разными конструкторскими школами, чтобы в итоге выбрать лучший вариант.
Само по себе это вряд ли могло способствовать такому уж значительному рывку в сторону мирового уровня советского ВПК. Если бы каждое КБ получало задание создать новый вариант танка/самолёта/вертолёта/подводной лодки, которые должны быть просто лучше предыдущие советские же изделия, это быстро привело бы к тому, что новейшая советская боевая техника была бы очень далека от мирового уровня. Однако все эти многочисленные конкурирующие советские КБ и НИИ приступали к проектированию новых изделий, получая т.н. правительственное задание. А вот правительственное задание формулировалось с учётом внешней конкуренции – конкуренции с западными передовыми аналогами. Политбюро ЦК КПСС не был нужен новый истребитель, который был бы просто получше предыдущих версий советских истребителей. Нет, был нужен истребитель, который будет лучше или не хуже (или, по крайней мере, не сильно хуже), чем новейшие американские или западноевропейские аналоги. Тут советская разведка всегда держала нос по ветру и как только какой-нибудь бундесвер начинал рисовать первые эскизы какого-нибудь танка «Леопард», так и Политбюро ЦК КПСС начинало испытывать жгучее желание получить новый танк.
Причём, поскольку на Западе уровень секретности была куда ниже советской, а идеи по запуску нового вида вооружения соответствующие лица могли озвучить в открытой прессе и первые обсуждения велись достаточно открыто (ведь ещё задолго до работы конструкторов начинаются дискуссии в специализированной прессе), СССР мог свой аналог выкатить почти одновременно, а то даже и раньше, чем выходило соответствующее западное изделие, при этом советское изделие было не тупым клоном, а вполне самостоятельным конструкторским решением.
То есть конкуренция с Западом, конкуренция с ведущими западными капиталистическими корпорациями, а также конкуренция в торговой сфере – вот залог того, что советский ВПК создавал продукцию, за которую было, условно «не стыдно».
Нечего и говорить, что в советской лёгкой промышленности не было ничего даже близко похожего. Советский рынок товаров для населения всегда был сверхдефицитным. Советский человек не был избалован своей промышленностью. Когда он хотел получить, скажем, телевизор, он просто хотел получить ящик с экраном. Никаких особых запросов по дизайну, по функционалу и по качеству этого ящика у советского человека не было. Ну разве что к концу 70-х всё большее число советских людей хотели, чтобы экран был цветным. Это всё. Соответственно, советский телевизионный завод и выпускал для него не телевизор мирового уровня, а просто ящик с экраном непонятно какого качества. Конечно, флагманы советской экономики понимали, что такой подход ущербен в принципе, поэтому как могли стимулировали советские заводы на выпуск новейшей продукции. Но стимулы были невысокими, поэтому новую продукцию советские заводы выпускали очень просто – воруя дизайн и, насколько возможно, функционал западных аналогов. Но в силу инертности системы в целом и ущербности планового хозяйства, даже сворованное новое изделие – причём обычно с потерей части функционала – начинало насыщать советский рынок уже тогда, когда данная модель изделия на Западе была давно устаревшей.
Ещё более усугубляло положение вещей следующее обстоятельство. В капиталистическом мире почти любая фирма, которая что-то производит – джинсы, жвачку, кока-колу, телевизоры, компьютеры – контактирует с конечным потребителем опосредованно через торговые сети. Капиталистические торговые сети берут на продажу те товары, которые пользуются спросом у населения и не берут те товары, которые спросом не пользуются. При этом даже взятый на реализацию товар для фирмы, его производящей, не является сразу же живыми деньгами. Деньги фирма получает по мере реализации. Конечно, у давно зарекомендовавших себя брендов с торговыми сетями могут быть какие-то особые отношения, но в целом капиталистический подход таков: мало произвести хороший товар, надо ещё убедить торговые сети его взять на распространение и убедить потенциальных покупателей прийти в магазины за этим товаром. Только в этом случае производитель получает доход от своего изделия.
Советские предприятия работали по совершенно другой схеме. Государство ставило перед предприятием – которое ему и принадлежало – план и оплачивало всю изготовленную продукцию сразу же, как только она была произведена. А если предприятие перевыполняло план, то ему ещё полагались и премиальные деньги (премия за перевыполнение плана). Что дальше будет с его продукцией предприятие не интересовало.
А что же магазины? А магазины – тоже государственные – никак не могли влиять на то, что государство обяжет их в рамках всё того же плана продавать. Предприятия в свою очередь получали план по выручке. С точки зрения марксистско-ленинских экономистов, план по выручке, спускаемый на магазины, как раз и должен был стимулировать продажи. Но происходило следующее.
Завод или фабрика, которые были заинтересованы не в качестве и привлекательности своей продукции, а только в том, чтобы выполнить план, гнали товар какого угодно качества, часто под неформальным девизом «третий сорт – не брак», что означало «продукция конечно плохая, но всё же не бракованная». Государство полностью расплачивалось с предприятием за эту продукцию и отправляло в магазины, спустив им план по выручке, который составлялся с учётом поставленного в магазин ассортимента и цен на товары. Но магазин не мог заставить или стимулировать советских граждан покупать товары невысокого качества. Происходила «затарка», то есть накопление на складах магазинов товаров, которые не пользуются никаким спросом у населения. Однако заводам и фабрикам, которые производят такую продукцию, было в целом «до лампочки» и они продолжали выпускать и выпускать никому ненужный хлам.
Или же, если завод выпускал хотя и некачественную, но дефицитную продукцию – те же магнитофоны, то и тем более у такого завода не было стимула что-либо менять. Новые модели появлялись очень редко, и как я уже сказал, обычно были устаревшими.
Ну а что же магазины? Как они выполняли планы по выручке? Исключительно за счёт продажи дефицитной продукции. Порой это была советская продукция – ну те же магнитофоны или зеркальные фотоаппараты. Но всё чаще с 70-х годов главной «палочкой-выручалочкой» советской торговли стала импортная продукция. Поскольку, несмотря на то, что советские промышленные предприятия лёгкой промышленности и советские магазины были в одинаковой степени государственными, они действовали как совершенно независимые структуры. Более того, советская промышленность действовала по сути вредительски, заваливая в огромных количествах советскую торговлю товарами, которые никто не покупал. Но советская торговля, как я уже сказал, имела свой план – план по выручке, т.е. по объёму денег, полученных от розничной продажи изделий. Поскольку большую часть советских товаров советские потребители покупать отказывались, советская торговля была вынуждена искать выход из этой ситуации. С этой целью соответствующие советские структуры во всё больших масштабах стали закупать за границей, в том числе в западных капстранах, товары для советского населения. Именно эти товары стали основным источником для выполнения плана советской торговлей.
Любое советское торговое предприятие в брежневские времена стало работать по следующей схеме: в течение всего месяца на полках магазинов лежат советские товары, которые не пользуются популярностью и почти не продаются, план почти не выполняется, но в последние дни месяца руководство магазина распоряжается пустить в продажу заранее сохранённый дефицит – если есть возможность, то импортный. Это сразу же провоцирует ажиотажный спрос, в магазинах выстраиваются огромные очереди, а месячный план по выручке магазин делает за эти несколько последних дней интенсивной торговли.
Таким образом, советские магазины торговали в двух режимах: 1) большую часть месяца торговали не пользующимся спросом советским товаром устаревших и некачественных моделей и 2) последние дни месяца в продажу отправляли дефицитные товары, что провоцировало ажиотаж и массовый приток денег в кассу магазина. Естественно, когда магазины работали в 1-м режиме, в них не было очередей, а когда во 2-м – очереди выстраивались даже на улицу, порой на десятки метров.
Но если в советскую торговую сеть всё же поступала импортная продукция (преимущественно одежда и обувь), то, казалось бы, вот тут и могла возникнуть спасительная конкуренция для советской лёгкой промышленности. Но она не возникала. Она могла бы возникнуть только в том случае, если бы продукция советской лёгкой промышленности и продукция иностранных фирм боролась друг с другом за место на полках советских магазинов. Но этого не было. Советская продукция поступала в магазина «по плану» и по плану там лежала месяцами, а то и годами, пока не списывалась. А импортная продукция была просто своего рода спасительным якорем советской торговли – с помощью неё «делали план». Никакой конкуренции. Эти два вида товаров – советские и импортные – словно существовали в параллельных вселенных, хотя формально продавались в одних и тех же магазинах.
И конечно надо иметь в виду, что пресловутый «импорт», то есть импортные товары, которые продавались в советских магазинах, имел очень незначительный ассортимент: одежда, обувь, парфюмерия, в начале 80-х в Москве в магазинах появилась такая экзотика, как ручки Bic и японские магнитофонные кассеты ну и т.п.. А вот сами японские кассетные магнитофоны не продавались никогда – вернее продавались только в специализированных магазинах («Берёзка» и др.), за валюту и валютные суррогаты в виде чеков ВПТ, но основной массе советских людей там делать было нечего, поскольку валюту они не имели.
Это приводило, как я уже сказал, к тому, что предприятия, которые выпускали дефицитную продукцию, не были заинтересованы в улучшении её качества и обновлении модельного ряда. Скажем, в СССР в конце 70-х – начале 80-х ажиотажным спросом пользовался зеркальный фотоаппарат Зенит-Е. Он был очень и как только появлялся в продаже, за ним выстраивались очереди. Но это был уже морально устаревший аппарат, а выпускать что-то новое в той же ценовой категории заводы (Красногорский под Москвой и Вилейский в Белоруссии) не были заинтересованы. Этот фотоаппарат выпускался в СССР почти два десятка лет, начиная с 1965 года. В начале 80-х, когда в московском магазине «Юпитер» за ним люди дрались в очередях, этот фотоаппарат скорее уже был музейным экспонатом.
Упомянув про Зенит-Е, нельзя не сказать про продукцию советской лёгкой промышленности, которая продавалась за рубежом, в том числе и в капстранах. Казалось бы – ну вот, раз были какие-то советские изделия, ну скажем, тот же Zenit-E, которые продавались на Западе, значит советская лёгкая промышленность всё же могла выпускать конкурентную, на мировом уровне продукцию?
Так, да не так. Во-первых, советские изделия продавались на Западе по демпинговым ценам и были чем-то вроде современного китайского ширпотреба. С той только разницей, что китайские дешёвые товары в самом деле захватили мировой рынок, а отдельные советские изделия (Zenit-E, часы «Командирские» и т.п.) были по сути экзотикой. Объём продаж этих изделий был совсем невысоким. По сути, это было лишь средством повышения имиджа СССР на Западе, мол, смотрите, наши товары продаются даже в капстранах.
Но самое главное, эта продукция советской лёгкой промышленности, которая попадала за границу, была совершенно не той же самой продукцией, что и продукция с тем же названием, которая производилась для внутреннего советского рынка. И это ещё одно из чудес советской плановой «самой эффективной» экономики.
Вместо того, чтобы бороться за повышения качества всей продукции в целом, скажем, того же фотоаппарата Зенит-Е, на соответствующем заводе для производства экспортного варианта изделия создавался специальный отдельный цех. Для «своих» гнали «третий сорт не брак», а для экспорта пытались делать что-то хотя бы минимально соответствующее понятию товара приемлемого качества. И, таким образом, на общее улучшение уровня производства такое изготовление экспортных вариантов сравнительно малым тиражом никак не влияло. Товары для внутреннего рынка по прежнему оставались плохими, несмотря даже на то, что какие-то из них делали в экспортном исполнении.
Такие товары в экспортном исполнении, кстати, иногда попадали на внутренний рынок. И конечно же котировались выше, чем аналогичные товары «наши и такое поносят».
Ну и, наконец, важный фактор того, что советская легкая промышленность всегда была отсталой – деньги. Как ни банально. С одной стороны, в СССР лёгкая промышленность получала финансирование и ресурсы для производства по т.н. остаточному принципу. Это значит, что при составлении планов сперва обеспечивалась всем необходимым оборонная промышленность, а что осталось шло для лёгкой промышленности. Это приводило к тому, что и оборудование у советских предприятий лёгкой промышленности часто было устаревшим, не редко ещё вывезенным из Германии в 1945 году в качестве контрибуции, а иногда встречались просто музейные дореволюционные экземпляры станков. Нечего и говорить, что в 70-х и 80-х годах выпускать качественную современную продукцию на устаревшем оборудовании было невозможно при всём желании.
Но есть и другой фактор. Любое высокотехнологичное капиталистическое предприятие первые модели новейших изделий обычно выпускает в расчёте на обеспеченную публику. Потому что выпуску таких изделий обычно предшествуют длительные и очень дорогие исследования и эксперименты и разработка новых технологий, а порой и создание новых видов производств. Однако первые дорогие изделия приносят фирмам доход и последующие выпуски этой же продукции идут по более низким ценам. Этот фактор известен любому современному покупателю. Если вы хотите стать первым обладателем самой последней модели, скажем, iPhone, то должны будете приготовиться выложить кругленькую сумму. Но если вы готовы подождать годик или два, то это же самый iPhone купите по куда более щадящей цене.
Покупатели дорогих новинок – это, по сути, доноры высокотехнологичных производств. Нечего и говорить, что в СССР этот фактор не действовал. К концу 70-х, а особенно к середине 80-х в СССР сформировался достаточно заметный слой людей, у которых были излишки денежных знаков. Однако к этому времени всё, выше перечисленное, создало у советских людей стойкое отвращение к отечественной продукции и огромное желание покупать только западные или японские изделия, особенно когда речь шла о высокотехнологичной продукции. И хотя к концу 80-х Горбачёву удалось, набрав кредитов на Западе, всё же хоть как-то обновить советскую лёгкую промышленность, заставив её хотя бы немного насытить советский рынок отечественными товарами более или менее пристойного дизайна и качества, но время уже было упущено. Это надо было делать лет на десять раньше. К концу 80-х люди жаждали импорта, да к тому же он, этот импорт, стал всё сильнее просачиваться на советский внутренний рынок. Купить в каком-нибудь 1989 году настоящий японский магнитофон или даже видеомагнитофон или даже импортный игровой компьютер, было уже не сильно проблематично, если у человека были деньги. В итоге все кредиты были потрачены зря, советская продукция – пусть и гораздо лучшего качества, чем в 70-х годах – уже мало кого волновала. И к 1990 году экономика фактически остановилась. А армады танков, которые наклепал в своё время советский ВПК, пусть даже и были неплохи, но ничем умирающей советской экономике помочь уже не могли.
А всё потому, что экономика страны, построенная на бредовых идеях марксизма-ленинизма – изначально является ущербной. Конечно, она может получить первичный значительный импульс, что может создать иллюзию того, что может самостоятельно эффективно функционировать. Однако энергия импульса рано или поздно иссякнет и такая экономика остановится. Что и произошло с советской экономикой. И других вариантов, кроме полного её демонтажа, уже не было. В конце 60-х переход на новые рельсы мог ещё пройти относительно безболезненно. Да и в 70-х он ещё был возможен. Но в конце 80-х любые действия по спасению советской экономики были не более чем упорным трудом бригады реаниматоров, которые и сами знают, что теряют пациента, но профессиональная гордость, а может надежда на чудо, не позволяет им прекратить свои бесплодные действия. И что самое для них обидное – родственники покойного обвиняют потом в смерти именно их, тех, кто бился над полутрупом до самого конца, надеясь продлить ему жизнь хоть чуть-чуть.
Journal information