Советские облигации

Недавно размещал я пост о советских суррогатных валютах, в котором в числе прочих упомянул пресловутые облигации госзайма. В комментариях к этому посту читатель ded_vasilij. Меня этот комментарий, что называется, зацепил и я его решил вынести в отдельный пост. Комментарий под катом.



«В годы, когда я колесил по Скорой с подстанции на ул. Климашкина (в начале 70-х) пришлось мне прижмурить веки одному совершенно божественному одуванчику, ровеснику 20 века, добрейшему с виду вытирану нквд (среди документов, потребовавшихся к заполнению скорбной цедульки были бережно хранимы почетные грамоты гулага, победные ордена-медали в тряпочках-коробочках). Но самое ценное в своей лыцарской без страха и укропа, сучка и задоринки жизни дедушка хранил у себя под боком, в постели, в старом коленкоровом чемодане. Это были те самые облигации многочисленных сталинских займов. Несколько тысяч штук в пачках, килограммов наверное 15-20, плотно уложенные, в том чемодане. Последние слова умирающего не были ни раскаянием, ни воспоминаниями о близких, но о том, что эту невиданную ценность (вероятно, миллионы рублей по номиналу) он не может взять с собой и теперь вот достанутся они племянникам - ворюгам и пьяницам.

На этом горячее сердце бить перестало, холодная голова упала на грудь и лишь бесконечно чистые руки мертвой хваткой сжимали чемодан с облигациями, которые сотни чистых работящих рук, прежде чем угодить в советский концлагерь, добровольно приобретали на свои трудовые доходы, во имя светлого будущего своей сраны».

[ Пруф ]

Эта история мне напомнила биографию настоящего сталиниста комбрига Щаденко. Я о нём писал.

О нём после смерти вспоминал бывший главный военный прокурор Николай Порфирьевич Афанасьев:

«К концу жизни он [Щаденко] стал совершенно ненормальным. К чванству и кичливости прибавилась какая-то патологическая жадность и скопидомство. Щаденко остался один – жена умерла, детей не было. На собственной даче он торговал овощами и копил деньги. Заболев, он повёз в Кремлевскую больницу свои подушки, одеяла и матрац. Когда он умер, в матраце оказались деньги – свыше ста шестидесяти тысяч рублей. На них он умер...»

У одного в матраце деньги, на которых он и умер. У другого – чемодан облигаций госзайма, в обнимку с которыми он отправился держать последний ответ. Такие вот они были, цепные сталинские псы.