Краткая история терроризма

Конечно, чтобы написать историю терроризма, даже краткую, требуется довольно объёмная книга, а не пост в блоге. Поэтому ограничусь лишь кратким напоминаниям об исторических истоках этого явления и его отдельных страницах как за рубежом, так и в России.



Изучая политический терроризм, следует отграничить его от террора как такового, который, увы, имеет такую же древнюю историю, как и история рода людского. Неугодных персон (преимущественно лидеров государств или их конкурентов) убивали (или пытались убить) во все времена.

Если говорить про историю России, то можно вспомнить, например, эпизод московско-литовской войны 1493 года. Русские войска Ивана III одерживали одну победу за другой. Тогда литовская сторона заслала в Москву диверсантов (как сказали бы в наши дни) со строгим наказом ликвидировать московского Великого князя. Диверсантам было дано право выбора – убить Ивана III кинжалом или же отравить его. Однако литовские диверсанты были схвачены и казнены.

Также следует отделять террор индивидуальный от массового. Индивидуальный террор, как в случае с неудачным покушениям на Ивана III, имеет обычно целью ликвидацию какого-то важного лица, от которого зависит продолжение неких действий, вредных для тех, кто планирует индивидуальный террор. Идея индивидуального террора проста – ликвидация какой-то персоны должна повлечь окончание (или, наоборот, начало) каких-то важных в политическом смысле действий.

Массовый же террор обычно имеет превентивный характер и нацелен на внушение страха отдельным группам или всему населению в целом. Все эти бесконечные исторические практики, когда завоеватели вырезали, например, всё мужское захваченное население или когда правящие классы устраивали экзекуции восставших, все эти практики децимаций провинившихся групп, или геноцида по этническим или социальным признакам – это всё есть массовый террор.

Современный политический терроризм появился как некий симбиоз исторического индивидуального и массового террора. Его точкой рождения можно условно считать 1793 год – период наивысшей точки якобинской диктатуры во Франции. Сами якобинцы проводили классический превентивный террор против аристократов. Однако в ответ роялисты начали осуществлять акции того, что сегодня классифицируется, как политический терроризм. В полной мере оценил политический терроризм Наполеон Бонапарт.

Например, в начале 1804 года знаменитый шуан и роялист Жорж Кадудаль готовил покушение на Наполеона. Покушение сорвалось, сам Кадудаль был казнён и удостоился от Наполеона термина «разбойник». Однако Жорж Кадудаль не был разбойником. Он считал себя верным слугой короля, а Наполеона – узурпатором, незаконно захватившим власть во Франции. С точки зрения Кадудаля – он находился в состоянии войны с узурпатором и поэтому вполне естественно хотел убить его, как хотел бы убить вражеского полководца на поле боя любой солдат.

Позднее терроризм стал более конкретным и идеологизированным. Наибольший вклад в развитие европейского терроризма XIX века внесли анархисты. Эти ребята, собственно, и скрестили индивидуальный террор с массовым. Дело в том, что с точки зрения анархизма, злом является не конкретный человек, а государство в целом. Поэтому терроризм должен быть направлен не на убийство какого-то конкретного человека, как такового, а на создание общественного хаоса. И с этой точки зрения лучше, когда в результате террористического акта, направленного против одного человека, пострадают ещё и окружающие люди. То есть, чем больше крови – тем лучше.

С точки зрения анархистов XIX века, обыватель должен погрузиться в липкую атмосферу страха и в итоге восстать против государства, которое не может его от этого страха освободить. И вот с этого поворотного пункта возникла идея терроризма, направленная не против какого-то высшего должностного лица, а против массы обывателей в целом. Вина обывателя в глазах анархистов состояла в том, что он – обыватель. Весьма мощным было анархистское движение в США (которые тогда назывались САСШ).

Между прочим, пресловутый «Международный день солидарности трудящихся», который скоро будет отмечаться в России, возник не столько как напоминание о борьбе профсоюзов за восьмичасовой рабочий день, сколько как день памяти «мучеников» «Бунта на Хеймаркет». Что же это были за мученики? А это были анархисты, которые 4 мая 1886 года в Чикаго на Хеймаркет Сквер устроили митинг, закончившийся террористическим актом. В Чикаго анархистское движение достигало нескольких тысяч человек, которые группировались вокруг газеты «Arbeiter-Zeitung» («Рабочая газета») – в Чикаго вообще было очень много немецких эмигрантов, многие из которых становились анархистами.

Митинг 4 мая поначалу не был чем-то выдающимся – по разным оценкам он собрал от 600 до полутора тысяч человек. Что было каплей в море по сравнению в общенациональной манифестацией, организованной тремя днями ранее (1 мая 1886 года) Федерацией организаций профессиональных и рабочих союзов (FOTLU). Во многих городах Америки тогда прошли мирные демонстрации, но самая мощная была как раз в Чикаго – до 40 тыс. человек.

Эти демонстрации были мирными. Но 3 мая пролилась первая кровь. В тот день в Чикаго началась забастовка на заводе МакКормика (McCormick Harvesting Machine Company). Руководство завода приказало прекратить забастовку. Бастующие отказались. Была вызвана полиция, которая открыла огонь по рабочим, убив четырёх и ранив ещё десятки человек. Это событие сразу изменило вектор настроя людей. Событие получило название «Бойни у МакКормика». И вот в знак протеста против этой бойни на следующий день, 4 мая, анархисты организовали свой митинг на Хеймаркет Сквер. Поначалу митинг тоже был мирным. Ораторы (анархисты) что-то говорили, начал накрапывать дождик, толпа стала потихоньку расходиться. Даже пришедший посмотреть на анархистов мэр Чикаго постоял, послушал и ушёл. Ничего интересного.

Казалось, всё уже заканчивается, когда к 22:30 на Хеймаркет прибыл новый отряд полиции, возглавляемый инспектором полиции Джоном Бонфилдом, который сразу заявил: «Я приказываю вам во имя закона прекратить выступления и разойтись». Тут кто-то из анархистов и метнул в полицейских бомбу, начинённую кусками свинца. На месте был убит один полицейский и смертельно ранены ещё шестеро. Свидетели позднее утверждали, что сразу после взрыва бомбы произошла перестрелка между полицией и демонстрантами.

Позднее во взрыве был обвинён анархист Рудольф Шнаубельт. Всего по делу было арестовано восемь анархистов – из числа наиболее видных лидеров анархистского движения. Все обвинения против них были косвенными, как таковых прямых доказательств не было. В итоге повесили четырёх из восьми арестованных. Главный подозреваемый – Рудольф Шнаубельт – сумел сбежать из страны (при том, что его дважды арестовывали и дважды отпускали).

Вот имена этих четырёх повешенных анархистов: Август Винсент Спайс, Альберт Парсонс, Джордж Энгель и Адольф Фишер. 11 ноября 1887 года они были доставлены к виселице в белых одеяниях с капюшонами на головах. Ожидая казнь, пели «Марсельезу» и «Интернационал». Как утверждают очевидцы, Спайс перед самым повешением выкрикнул: «Настанет время, когда наше молчание будет более мощным, чем наши голоса, которые вы душите сегодня».

Ещё один из арестованных анархистов – Луис Лингг не был повешен. Он покончил с собой в тюрьме накануне казни. 10 ноября 1887 года в 9 утра Лингг вложил в рот капсюль-детонатор от бомбы, который тайно передал ему в тюрьму брат, и поджёг. Взрывом Линггу вырвало челюсть и повредило большую часть лица. Он оставался живым ещё около шести часов. На стене своей камеры собственной кровью он вывел «Hoch die anarchie!» («Да здравствует анархия!»). Только в 15 часов его тело обнаружила охрана. Ещё трое анархистов были приговорены к тюремному заключению.

Между прочим, суд и казнь анархистов вызвала широкий резонанс и протесты по всему миру. Свой голос протеста подавали даже такие знаменитые люди, как Оскар Уайльд и Бернард Шоу.

А что же День международной солидарности трудящихся 1 мая? После 1 мая 1886 года четыре года ничего не происходило. И вот, на съезде Американской федерации труда (АФТ, бывшей FOTLU) в 1888 году было предложено устроить 1 мая 1890 года новую массовую забастовку за восьмичасовой рабочий день. И одновременно почтить память «мучеников Хеймаркет» – то есть тех анархистов, которые были казнены за организацию террористического акта. Так что когда 1 мая будете отмечать «День международной солидарности трудящихся», то не забудьте, что одновременно вы отмечаете память чикагских анархистов-террористов.

Ну а что же Россия?

В России первым, кто теоретически обосновал «необходимость политического терроризма» считается Пётр Зайчневский, родом из семьи орловского помещика. В 1862 году (задолго до «Бунта на Хеймаркет») он, будучи студентом Московского университета, был арестован и помещён в камеру. Аресту Зайчневский подвергся за «крамольные мысли», которые содержались в его письме одному из товарищей. Письмо было перехвачено полицией и дюже ей не понравилось. В итоге – арест и следствие. Однако условия в камере были довольно щадящие и Пётр Зайчневский сочинил там свою знаменитую прокламацию «Молодая Россия», которая и считается первой ласточкой теоретического обоснования политического террора в России. Да, ничто не ново под луной. И знал бы он, что спустя полтора века в России появится молодёжная проправительственная организация, которая в своём названии повторит название этого террористического манифеста (лишь поменяв слова местами).

В своей прокламации Зайчневский заявлял, что убийство является нормальным средством достижения политических и социальных целей. В частности, он писал: «Мы изучали теорию Запада, и это изучение не прошло для нас даром; мы будем последовательнее не только жалких революционеров 92 года, мы не испугаемся, если увидим, что для ниспровержения современного порядка приходиться пролить втрое больше крови, чем пролито якобинцами в 90-х годах». В своём манифесте Зайчневский не говорил об индивидуальном терроре прошлого, а якобинцев считал «жалкими революционерами». В целом юношу (ему тогда было 20 лет) понять было можно – он жаждал свободы, а его упекли в кутузку. За это конечно надо было требовать рек крови обидчиков. Весь пафос его манифеста был направлен против т.н. «императорской партии» – то есть того круга близких императору людей, на которых опирался Александр II. И кстати, замечу уж в скобках, что свой кровожадный манифест Зайчневский написал не в эпоху разгула реакции, а, наоборот, через год после отмены царём крепостного права. Вот и пойми этих революционеров-террористов.

Дальнейшая жизнь Зайчневского представляла из себя черезполосицу – то его отправляют в ссылку, то он возвращается и организовывает нелегальные кружки «якобинцев». Увлекательная биография, которая бы точно украсила роман Эко «Пражское кладбище». Умер Пётр Зайчневский в 1895 году. Как писала о нём его боевой товарищ Яснёва-Голубева: «Даже в бреду на смертном одре он всё спорил…, кому-то всё доказывал, что недалеко то время, когда человечество одной ногой шагнёт в светлое царство социализма». Сама Яснёва-Голубева, кстати, дожила до этого времени и умерла только в 1936 году. А до этого сразу после Октябрьского переворота пару лет проработала в Петроградской ЧК.

Манифест Зайчневского, кстати, дал повод властям закрутить гайки. А от кровожадного неизвестного автора (авторство манифеста стало известно лишь позднее) открестились цивильные демократы. Вот что писал, например, по поводу террористического манифеста «Молодая Россия» Герцен: «Террор революций с своей грозной обстановкой и эшафотами нравится юношам, как террор сказок с своими чародеями и чудовищами нравится детям». Метко сказал, между прочим. Впрочем, он же и добавил: «Жаль, что молодые люди выдали эту прокламацию, но винить мы их не станем. Ну что упрекать молодости её молодость, сама пройдёт, как поживут…»

Не следует, конечно, абсолютизировать духовную значимость манифеста «Молодая Россия». Манифест Зайчневского не дал старт политическому террору в России, а лишь оформил те идеи, что носились в воздухе.

4 апреля 1866 года на императора Александра II было совершено покушение. В него возле ворот Летнего сада в Санкт-Петербурге стрелял русский революционер-террорист Дмитрий Каракозов. Каракозов состоял в «Ишутинском кружке» – созданной в 1863 году тайной организации, ставящей себе задачу организации крестьянской революции. Однако на этот кружок влияние оказала не столько «Молодая Россия», сколько книга Чернышевского «Что делать?» (это ещё раз к слову о великой роли русской интеллигенции в организации революции, которая ударила сильнее всего как раз по этой русской интеллигенции).

Каракозов промахнулся и был повешен. Многие члены «Ишутинского кружка» были арестованы. Александра II прожил ещё 15 лет. И все эти 15 лет на него шла настоящая охота со стороны террористов, как индивидуальных, так и организованных, как пресловутая народническая организация «Народная воля», которая организовала три покушения, последнее из которых – 1 марта 1881 года – оказалось удачным. Непосредственно третье покушение готовил член исполкома «Народной воли» Андрей Желябов.

Можно сказать, что в процессе целой серии террористических атак на Александра II и выкристаллизовалась идея политического терроризма как такового. Выстрелы Дмитрия Каракозова 4 апреля 1866 года ещё не выходили за рамки классического индивидуального террора. Однако террористический акт 1 марта 1881 года привёл к гибели не только императора, но и окружающих, в том числе и случайно находившихся на месте теракта, лиц. Так, погиб казак лейб-гвардии, сопровождавший карету, а также случайный подросток (14 лет) из мясной лавки. Ещё было ранено 17 человек. Кроме того, этот же теракт породил и такое явление, как террорист-смертник. Участвовавший в террористической атаке Игнатий Гриневицкий, бросивший бомбу в царя, сам погиб от этого же взрыва. И хотя это было незапланированное самоубийство, однако факт есть факт.

В дальнейшем, фактически, все политические теракты развивались по этой схеме – непосредственная цель атаки (какое-то конкретное лицо) уничтожалось (хотя не всегда это получалось) невзирая на возможные жертвы среди окружения этого лица и просто случайных прохожих. Естественно, террористы должны были оправдывать такие случайные жертвы тем, что они вовсе не случайные и что «сами виноваты». А отсюда уже легко перекинуть мостик к осуществлению террористических актов против случайных прохожих, которые с этого момента становятся уже не случайными жертвами, а главными объектами террористической атаки. Особенно после того, как с усилением террора усиливались и охранные службы и к первым лицам стало подбираться всё сложнее и сложнее.

Впрочем, террористы порой проводили террористические акты и друг против друга. Так, 21 ноября 1869 года группа Сергея Нечаева «Народная расправа» расправилась с одним из членов своей группы, студентом Иваном Ивановым. Студента Иванова хитростью заманили в грот, расположенный в парке московской Петровской сельскохозяйственной академии (ныне Тимирязевской) – ему сказали, что в гроте спрятана типография, оставшаяся от членов группы Каракозова. В гроте Иванова задушили башлыком. Причина убийства была настолько мелкой, что кажется невероятным, что за это можно убить – студент Иванов отказался клеить по приказу Нечаева прокламации в столовой слушателей академии, поскольку после этого столовую полиция может закрыть и студентам негде будет обедать. Однако если знать, что из себя представлял Нечаев, все вопросы пропадают.

Сергей Нечаев незадолго до этого выезжал заграницу, где общался с одним из главных теоретиков анархизма Михаилом Бакуниным и русским революционным демократом Николаем Огарёвым. Представляя только самого себя, Нечаев однако убедил и Бакунина, и Огарёва, что представляет многочисленную организацию. После чего получил от Огарёва 10 тыс. франков «на дело революции», а от Бакунина получил мандат о том, что является представителем «Всемирного революционного союза». Вернувшись в Россию, Нечаев стал создавать на основе полученных полномочий террористические пятёрки.

Сергей Нечаев внёс вклад в разработку русского терроризма, написав «Катехизис революционера». Пункт первый этого «катехизиса» гласит: «Революционер – человек обречённый. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Всё в нём поглощено единственным исключительным интересом, единою мыслью, единою страстью – революция». Интересен и пункт третий: «Революционер презирает всякое доктринёрство и отказался от мировой науки. Он знает только одну науку, науку разрушения…». Пункт 4: «…Нравственно для него всё, что способствует торжеству революции, безнравственно и преступно всё, что мешает ему». Пункт 10: «У каждого товарища должно быть под рукой несколько революционеров второго и третьего разряда, то есть не совсём посвящённых. На них он должен смотреть, как на часть общего революционного капитала, отданного в его распоряжение. Он должен экономически тратить свою часть капитала, стараясь всегда извлечь из него наибольшую пользу…». Пункт 14: «С целью беспощадного разрушения революционер может, и даже часто должен, жить в обществе, претворяясь совсем не тем, что он есть…» Пункт 15: «Всё это поганое общество должно быть раздроблен на несколько категорий. Первая категория – неотлагаемо осуждённых на смерть…»

Ну и т.д. Не буду цитировать полностью эту удивительную смесь фанатизма, цинизма, романтизма, социофобии, ненависти и паранойи. Сам Михаил Бакунин, кстати, назвал в письме к Нечаеву его манифест «катехизисом абреков» (Письмо Бакунина Нечаеву от 2 июня 1870 года). «Вы же, мой милый друг, – писал Бакунин, – в этом состоит ваша громадная ошибка, увлеклись системою Лойолы и Макиавеля».

Понятно, что для Нечаева революционер – это исключительно только террорист. И, кстати, сегодня по этому документу вполне можно готовить террористов-смертников. А сила убедительности «Катехизиса революционера» была настолько мощной, что даже оказавшись в Петропавловской крепости, Нечаев распропагандировал свою охрану. Впрочем, студента Иванова Нечаев пережил не очень надолго. 21 ноября 1882 года – день в день после убийства, но спустя 13 лет – Сергей Нечаев умер в возрасте 35 лет в своей камере «от общей водянки».

Период 1870–1880 г.г. прошёл, так сказать, под знаком таких организаций, как «Земля и воля» и уже упомянутая мной «Народная воля». Если персонифицировать этот период, то главное имя, конечно – Вера Засулич, которая 5 февраля 1878 года пришла на приём к петербургскому градоначальнику Ф.Ф.Трепову и выстрелили ему в живот из револьвера. Тем самым она отомстила за распоряжение Трепова выпороть народника Боголюбова за то, что тот не снял перед Треповым шапку. Трепов выжил, а Вера Засулич была оправдана судом присяжных, что вызвало длительную дискуссию между российскими либеральными и консервативными кругами. Оправдания Засулич добился адвокат Пётр Александров, который сумел перевести аспект обвинения с уголовного преступления на личность губернатора Трепова. Поэтому оправдание Засулич было как бы символическим обвинением Трепова. Однако не стоит забывать, что сам факт уголовного преступления и политического теракта остался безнаказанным, что, естественно, вдохнуло новые силы в последователей.

В последующие периоды «Народная воля» рассосалась в пространстве, но сильно повлияла на появление партии социалистов-революционеров (эсеров). Впрочем, социал-демократы тоже подливали масло в огонь. «Первый русский марксист» Г.В.Плеханов осчастливил общественность таким слоганом – «Против русского деспотизма динамит недурное средство». Чистая пропаганда политического терроризма. Попутно в таких газетах, как «Самоуправление» и «Народоволец» шла активная работа по усилению теории терроризма. Вот что писал вышедший в Лондоне «Народоволец» в своём № 2 за 1897 год: «Возобновление террористической борьбы в России, по нашему мнению, является теперь не только наиболее настоятельной потребностью революционного движения, но и его неизбежным условием…»

Что касается эсеров, то в рамках этой партии была создана Боевая организация партии С-Р. Организатором и руководителем этой структуры стал Григорий Гершуни, в прошлом создатель «Рабочей партии политического освобождения России», которая позднее влилась в партию эсеров. Гершуни лично руководил подготовкой и осуществлением убийства министра внутренних дел Д.С.Синягина и покушением на харьковского губернатора Н.М.Богдановича.

Ну а самый известный русский политический террорист до 1917 года – это конечно же Борис Савинков. Савинков родился в Харькове; вырос в Варшаве, где его отец служил судьёй. С конца XIX века занимался революционной деятельностью. Арестовывался. Потом сбежал заграницу, где в 1903 году вступил в партию эсеров и стал членом её Боевой организации, которую после ареста Гершуни возглавлял Е.Ф.Азеф. Савинков участвовал в убийстве министра внутренних дел В.К.Плеве и великого князя Сергея Александровича. В 1908-09 г.г. написал воспоминания о своих товарищах по организации, которые потом вошли в его книгу «Воспоминания террориста». Цитата из работы Савинкова «Итоги террористической борьбы»: «Динамитный террор, мечта тех, кто умел владеть револьвером, вошёл в жизнь, стал действительностью…». Статья заканчивается так: «Кто не с народом, тот против него».

Сам Борис Савинков вошёл в правительство Керенского после февраля 1917 года (в качестве товарища военного министра). Октябрьский переворот принял крайне враждебно. Участвовал в белом движении. Организовал офицерский «Союз защиты Родины и Свободы». Организовал Ярославский антибольшевистский мятеж. Позднее организовывал рейды боевых дружин с территории Польши на территорию РСФСР с целью организации массового террора. В августе 1924 года в результате подготовленной чекистами «операции Трест» Савинков был заманен на территорию СССР и арестован. В тюрьме заявил о то, что отказывается от дальнейшей борьбы против Советской власти. 7 мая 1925 года погиб в результате падения, выбросившись из окна на пятом этаже внутренней тюрьмы НКВД на Лубянке. По официальной версии Савинков покончил жизнь самоубийством. По неофициальной – был убит.

Собственно, со смертью Савинкова закончилась страница революционного террора в России до 1917 года. Дальнейшая история террора не менее интересна, но слишком обширна.

В коротком тексте в рамках поста в блоге сложно достаточно развёрнуто описать это явление – политический террор. Я лишь очень кратко напомнил наиболее яркие его страницы и лишь отдельных представителей этого явления. Ну и понятно, что к этим историческим зарисовкам побудил меня террористический акт, который произошёл сегодня, 3 апреля 2017 года, в метро Санкт-Петербурга.