На фото: Эрнесто и Фидель.
Источник фото: galeri.uludagsozluk.com
В детстве читал книжку, которая меня очень захватила. Была она написана автором какой-то соцстраны. Действие развивалось в 60-х кажется годах. Про детей, которые решили ехать помогать делать революцию на Кубе. Тайна вкладов, родителям – молчок и всё такое. В общем – приключения. Самой большой проблемой для этих детей было не то, как они доберутся до Кубы из своей Чехословакии (а может Румынии или Польши). Главная, почти неразрешимая проблема заключалась в следующем. Как понятно каждому, настоящий кубинский революционер должен носить усы и бороду. Без усов и бороды помогать революции не примут. Что делать? У детей борода и усы не растут. Но один умный мальчик нашёл выход из практически неразрешимой ситуации. Если усы и борода не растут, то можно приклеить фальшивые. Идея! Но где их взять? А взять их можно в ближайшем театре. Ну и т.д. и т.п. В общем когда экипированная усами, бородами и прочими важными для революции вещами группа детей уже двигалась в сторону вокзала, чтобы сесть в поезд и ехать на Кубу (поездом Прага-Гавана, видимо), книжка неожиданно оборвалась. Это библиотечная книжка была. И несколько последних страниц в ней были вырваны. В общем так и по сию пору не знаю я, чем там дело кончилось.
Вспомнил я эту историю, когда по радио услышал, что сегодня оказывается день рождения Эрнесто Рафаэля Гевары Линча де ла Серна, в простонародье именуемого просто – Че Гевара. В более зрелые годы у меня с его именем был связан один любопытный эпизод. Пожалуй сегодня расскажу. Всё-таки 85 ему сегодня стукнуло бы. Если бы дожил конечно. Но он не дожил.
Вообще люди типа Че Гевары у меня вызывают уважение вне зависимости от их политических взглядов. Некоторые считают, что политические взгляды играют первостепенное значение в оценке личности, а поэтому уважать можно только тех, кто исповедует политические взгляды, которые разделяешь сам. Но, по большому счёту, политические взгляды могут меняться, в том числе и у оценщиков исторических личностей. Например тот же Кастро, да и Че Гевара, попали так сказать в лоно СССР и коммунистической идеи в принципе сравнительно случайно. Ведь сразу после революции Кастро покатил искать понимания в США, а вовсе не в Советский Союз. Но в принципе я уважаю людей, как называл их Гумилёв, пассионарных, то есть с избыточной энергетикой, которые во имя достижения цели не щадят в первую очередь себя. Идея конечно может быть весьма и весьма несимпатичной. Взять тех же конкистадоров – идея обогащения ради обогащения и более ничего. Однако мне эти люди интересны. Че Гевара мне тоже интересен, хотя я противник идей, ради которых он погиб. Но он относится к той когорте людей, с которыми мне хотелось бы быть знакомым лично и – условно – посидеть, так сказать, поболтать с лёгкой выпивкой.
Всю эту дешёвку, когда переростки со впалой грудью напяливают на себя майку с портретом Че и демонстрируют свою якобы радикальность, я воспринимаю с юмором. Но сам Че Гевара – повторюсь – как человек и как политическая личность вызывают у меня уважение.
Это была, так сказать преамбула, для понимания сути описания того небольшого эпизода, о котором я хотел рассказать.
Дело было в конце 90-х в Госдуме. Я тогда околачивался в Мандатной комиссии этого странного органа государственной власти. Председателем Мандатной комиссии Госдумы РФ в ту пору был лётчик-космонавт СССР Виталий Севастьянов. Виталий Иванович Севастьянов был личностью легендарной, причём не только в нашей стране. Достаточно сказать, что в своё время он удостоился быть приглашённым на обед Конгресса США. Это самая высокая честь, которая может быть оказана иностранцу. Не обед с президентом США, а обед Конгресса является той заветной целью, которую мечтают добиться многие амбициозные иностранцы, но большинство так и не получают приглашения на этот обед. На этом важном мероприятии присутствует фактически все самые главные люди США. Получить приглашение на этот обед весьма и весьма почётно. Чтобы сказать, насколько это важно и почётно, скажу, что советский посол в США долго и безуспешно добивался этой чести и потом даже Севастьянова просил посодействовать ему получить приглашение.
Кстати, добавлять в официальных бумагах «СССР» после «лётчик-космонавт» он начал как раз при мне. Как-то раз я подготовил ему на подпись бумагу, в которой как обычно до этого стояло «Депутат ГД РФ, лётчик-космонавт В.И.Севастьянов». Он взял у меня текст, прочитал его, задумался на минуту и сказал: «Надо переделать – поставь лётчик-космонавт СССР. И так пусть теперь во всех документах будет». Это было кажется в 1998 году, если не путаю.
Мне тогда не было ещё и 30 и я в Мандатной комиссии пользовался известными привилегиями, как так сказать представитель молодого поколения. А в аппарате Мандатной комиссии тогда работали люди всё больше солидные – контр-адмиралы, бывшие знаменитые советские журналисты и даже сам Андриан Николаев (моё место дислокации было в одном кабинете с ним, кстати). Севастьянов и Николаев были очень большими друзьями.
Мои привилегии заключались в следующем. Я мог говорить Виталию Ивановичу всё, что мне придёт в голову. Ну то есть мог иногда ляпнуть что-нибудь такое, чего никто другой не посмел бы. А мне прощалось. Например, один раз на какой-то массовой посиделке в Мандатной комиссии (увы, такое там случалось частенько), под изрядным шафе я сказал примерно следующее: «Виталий Иванович, почему КПРФ возглавляет какой-то Зюганов, а не вы? Вы должны быть председателем КПРФ – это же совсем другое дело будет». Другой бы после этого больше в Мандатной комиссии не появился, а Севастьянов в мой адрес только грустно улыбнулся и перевёл разговор на другую тему. Или, например, как-то раз – опять же на пьянке – я начал рассуждать о коммунизме и о том, насколько это неправильная идеология. На это Севастьянов – тоже далеко уже не трезвый, ответил: «Ты думаешь я коммунист? Никакой я не коммунист. Но мне противно стало, когда эти – он выделил интонационно и сделал неопределённый жест рукой, – которые вчера славили Политбюро, начали свои партбилеты публично сжигать и называть себя антикоммунистами. Поэтому я состою в компартии. Из принципа. Пусть знают».
Больше никто таких разговоров (кроме может быть Вадима Суханова, его ближайшего друга и помощника, земля ему пухом) с Севастьяновым не вёл. Возможно он так открыто говорил со мной ещё потому, что мне от него ничего кроме него самого не было нужно. Тогда как большинство остальных рвали его на части ради всяких своих бизнес- или полит-проектов. Севастьянов нередко рассказывал мне про космос, про идею полётов на Луну, про Королёва и много ещё про что. По моему его про это тоже никто давно уже не расспрашивал и он, что называется, отводил со мной душу. А я искренне не понимал – как это можно быть рядом с самим Севастьяновым и не говорить про Космос. «Человек, Земля, Вселенная» – это одна из моих любимых передач в детстве была, кстати.
Но это всё было, разумеется, в неурочное время гулянок. В рабочее время Севастьянов был сух, сосредоточен и говорил только по делу. Однажды, когда я не выполнил как надо одно его задание, он позвал меня в свой кабинет и сказал следующее: «Когда-то давно, когда я был примерно такой, как ты, сам Королёв послал меня делать доклад в Академию Наук СССР вместо себя. Доклад был очень важным и у меня колени от страха дрожали, но я сделал доклад так, как надо, и получил нужную нам положительную рецензию. А если бы я не сделал доклад как надо, Королёв меня бы моментально выкинул. Таких как я вокруг Королёва были толпы. Он оставлял рядом с собой только тех, кто делал всё точно так, как было нужно ему». Я готов был сквозь землю провалиться от этого рассказа и выводы сделал. Больше я проколов не допускал. То есть когда надо, Севастьянов умел быть жёстким.
Так вот, о Че Геваре. Как-то в Мандатной комиссии вечером мы – толпа помощников Виталия Ивановича с хозяином во главе – сидели и отмечали его отъезд на Кубу. Севастьянова пригласил его личный друг Рауль Кастро. Севастьянов рассказывал всякие смешные истории, которые происходили с ним и Раулем Кастро. Все произносили всякие тосты, ну в общем как обычно. И тут я встал и сказал примерно следующее: «Виталий Иванович, ведь на Кубе вы будете не только с Раулем встречаться и выпивать, но наверняка и Фидель Кастро вас тоже пригласит?». Севастьянов ответил, что само собой, поскольку хотя с Фиделем у него не такие тесные отношения, как с Раулем, но они тоже очень хорошие товарищи. И я продолжил: «Тогда когда будете у Фиделя, поднимите тост за Че Гевару».
Что тут началось! «Как можно такое предлагать?» – чуть ли не закричал один из помощников. «Да ты в своём уме?» – добавлял жару второй. В общем совершенно неожиданно для меня многие присутствующие восприняли мою идею, как какую-то провокацию и чуть ли не подкоп под Севастьянова лично. Я не знал что и подумать и оставшуюся часть вечера в основном помалкивал или отделывался междометиями. Сам Севастьянов мне ничего не сказал, но сочувственно мне улыбнулся и перевёл разговор на другую тему, как это бывало, когда я брякал очередную нетактичность.
Объяснил мне суть ситуации на следующий день Суханов Вадим Павлович – ближайший после Николаева человек к Севастьянову, его друг и вечный спутник во всех его начинаниях (кроме полётов в космос, разумеется). Он мне сказал, что Фидель Кастро всегда ревновал к славе Че Гевары и произнести в его присутствии такой тост, какой я предложил произнести Севастьянову – это значит сильно обидеть Фиделя Кастро. Нет, внешне Фидель Кастро конечно не подаст виду, но с таким человеком он больше дружеских отношений иметь не будет. В общем мою просьбу Севастьянов выполнить не мог никак. Да я, узнав детали, разумеется уже и не настаивал.
Больше я никогда при Виталии Ивановиче не поминал Че Гевару. Вот и вся история.
Ну а в финале немного фотографий:
Journal information