1965 (germanych) wrote,
1965
germanych

Categories:

Куртины и Кувайцевы

Картинка для привлечения внимания
Источник фото: joyreactor.cc

В своей работе «Грамотность и народность» (1868 г.) Константин Леонтьев приводит две газетные заметки, посвящённые преступлениям, которые даже сегодня, когда кажется уже ничем удивить нельзя, на меня производят впечатление. Привожу обе эти заметки (они небольшие) в том виде, как процитировал их Леонтьев. А пару своих мыслей на этот счёт изложу в конце.


Дело раскольника Куртина

По словам владимирского корреспондента газеты Голос, в местной уголовной палате производилось дело о некоем Куртине, раскольнике Спасова согласия, заклавшем родного сына своего в жертву... Спасово согласие есть один из толков беспоповщинских и самых крайних. Он иначе называется нетовщиною, потому что раскольники этого толка учили и учат доселе, что нет ныне в мире ни православного священства, ни таинств, ни благодати и желающим содержать старую веру остается только прибегать к Спасу, который сам ведает, как спасти нас бедных. Раскольнику Спасова согласия не остается, таким образом, ничего в жизни; эта безнадежность приводит фанатиков часто к самым ужасным результатам. Вот содержание истории детоубийства, совершенного Куртиным.

Вязниковского уезда, деревни Слабодищ, крестьянин спасовец Михаил Федоров Куртин (57 лет) зарезал родного сына своего, семилетнего мальчика, Григория, в убеждении, что это угодно Спасу. Подробности этого кровавого процесса ужасны, но в то же время очень естественны в спасовце. Вот как рассказывал сам Куртин на суде о своем детоубийстве: «Однажды ночью печаль моя о том, что все люди должны погибнуть в нынешние времена, сделалась так велика, что я не мог уснуть ни на минуту и несколько раз вставал с постели, затепливал свечи перед иконами и молился со слезами на коленях о своем спасении и спасении семейства своего. Тут мне пришла на ум мысль спасти сына своего от погибели вечной, и так как сын мой Григорий, единственное детище, был очень резов, весел и смышлен не по летам, то я, боясь, чтоб он после смерти моей не развратился в вере и не погиб навек в геене вечной, решился его зарезать. С этою мыслью я вышел на заре в задние ворота и стал молиться на восход, прося у Спаса знаменья, что если после молитвы придет мне снова мысль эта в голову с правой стороны, то я принесу сына в жертву Богу, а если слева, то нет, потому что, по мнению нашему, помысел с правой стороны есть мысль от ангела, а с левой — от дьявола. По окончании длинной молитвы помысел этот пришел с правой стороны, и я с веселием в душе возвратился в избу, где сын мой спал вместе с женою моею на коннике (род широкой лавки). Опасаясь препятствий со стороны жены, я нарочно разбудил ее и послал за овчинами в дер. Перво, а сам, оставшись с сыном, сказал ему: «Встань, Гришенька! Надень белую рубаху, я на тебя полюбуюсь». Сын надел белую рубаху и лег на лавку в передний угол. Куртин подложил ему его шубку в головы и, заворотив вдруг подол рубашки, нанес ему несколько ударов ножом в живот. Мальчик затрепетал и начал биться, так что постоянно натыкался на нож отца, отчего на животе его оказалось множество ран». Тогда отец, желая прекратить страдания сына разом, распорол ему живот сверху донизу... Мальчик потерял силу сопротивляться, но не умер в тот же момент. Заря, занявшаяся на востоке, светила детоубийце в окно при совершении преступления; но когда сын был зарезан, то в окнах вдруг появились первые лучи восходящего солнца и багровым светом упали на лицо невинной жертвы. Куртин, по его словам, при этой случайности встрепенулся, руки его дрогнули, нож выпал из рук и он упал перед образом на колени с молитвою, прося Бога принять милостиво новую жертву. «Когда я, — говорил Куртин в суде, — стоял перед образами на коленях и сын мой плавал в крови, то вошла вдруг в избу возвратившаяся жена моя и, с первого взгляда узнав все случившееся, упала от страха на землю перед мертвым сыном. Тогда я, поднявшись с пола, на котором стоял на коленях, сказал жене: «Иди и объявляй обо всем старосте. Я сделал праздник святым».

Детоубийца Куртин, заключенный в острог, прежде решения дела уморил себя голодом...


Дело казака Кувайцева

Из Оренбурга (кор. «Голоса»). В одной из казацких станиц жил казак Войков; у него была жена-красавица. Стар ли был, некрасив ли Войков, но только полюбился ей другой казак, Кувайцев. Кувайцев был женат и имел детей, но жены своей он не любил, хотя она была женщина нестарая и работящая, женился он на ней из жалости — сирота была круглая; до встречи с женою Войкова они жили душа в душу. Раз войсковой старшина, проезжая через деревню, где жили Войков и Кувайцев, остановился у Войкова отдохнуть, старшине стало скучно; услужливый Войков, ничего не подозревавший о связи Кувайцева со своею женою, предложил позвать Кувайцева, который был известен в деревне за потешника. Позвали Кувайцева, выпили водочки, Кувайцев посмешил компанию, сказок насказал и затем разошлись. В эту же ночь у Войкова из чулана, припертого только чуть державшимся засовом, было похищено разное носильное платье, большею частью принадлежавшее к гардеробу жены. Кто украл, искали и не нашли. Вскоре после этого жена Войкова умерла. Скучен стал Кувайцев, не слыхать его лихих песен, не рядится он в шутовской костюм (г. докладчик показывал его публике; Бог знает что такое: тут и бархат, и золото, и кости, и все это перемешано самым затейливым образом) на потеху села; на жену и смотреть не хочет; только с детьми нежен, ласкает их.

Прошло много времени после этого, как вдруг Кувайцев, без всякой видимой причины, стал по-прежнему весел и песни запел. Утром как-то раз жена Кувайцева, перестилая постель, находит под тюфяком отрубленные человеческие палец и руку; тут же и клок волос длинных и маленьких курчавых. Кожа руки высохла и набита была хлопком и разною дрянью. Она этот палец, руку и волосы представила в волостное правление. Началось дело. Кувайцева арестовали; сделали обыск в его доме и нашли те вещи, которые пропали у Войкова, кроме того нашли печать, на которой было вырезано «Оренбургское полицейское управление» и бумажку, на которой было написано (подлинное выражение докладчика) то же, что и на печати; нашли много разных книг, большею частью духовных или же песенники.

При допросе Кувайцев, не отпираясь ни мало, показал: 1) что найденная рука, палец и волосы принадлежат умершей жене Войкова. Отыскали могилу, откопали и нашли труп Войковой, почти разложившийся, с отрубленною левою рукою и без пальца на правой; волосы с головы и других мест были обрезаны. На Войковой не нашли тех одежд, в которых она была похоронена.

— Зачем ты сделал это? — спрашивает Кувайцева судебный следователь.
— Зачем? Тоска меня мучила, покоя не знал я, свет Божий не мил стал — что было делать! Раз цыгане селом проходили; одна цыганка, видя мою кручину, взялась вылечить меня: «Ступай ты, — говорит, — на могилу к ней, отрой тело ее, отсеки левую руку и большой палец с правой и обрежь волосы. На утренней и на вечерней заре выходи ты в поле и отсеченною рукою ее обчерти около себя круг, пальцем ее с другой руки отчерти, а волосами в это время обкуривайся». Я поблагодарил цыганку и сделал, как она приказала. Ходил я три дня на зорях и на четвертый все как рукой сняло. Разве иногда, и то редко, грусть прошибала.
— А одежду зачем снял с нее?

Нужно заметить, что одежда была так плоха, что на нее не польстился бы и нищий.

— Так, для памяти — уж больно мила была мне Войкова-то.
— Ты украл у Войкова из чулана платье?
— Я вещей Войкова не воровал. Ссора у нас была раз с нею; она мне и говорит: возьми ты все, что подарил мне, не хочу я от тебя ничего и указала мне, что все это лежит в чулане. Я тоже был в сердцах на нее и, выходя от мужа-то ее, тронул запор у чулана, — он подался, я и забрал те вещи, которые я же подарил. Воровства, значит, здесь нет: свое взял.
— А как же у тебя очутились вещи не только жены Войкова, но и самого Войкова.
— Темно было тогда, я вещи-то брал, ну и торопился больно — впотьмах-то и захватил мужнины вещи.
— Что ты делал с печатью и каким образом она к тебе попала?
— Что это за печать и что с нею делать можно было, я не знаю, — нашел я ее в Оренбурге, вот и все.

Песенники, найденные у Кувайцева, почти все с поправками, прибавлениями и заметками, сделанными рукою Кувайцева; некоторые песни вовсе изменены, а другие местами. В поправках и изменениях видно грустное настроение Кувайцева. Председатель, докладывавший дело, прочел некоторые из этих поправок. На вопрос, зачем он делал эти поправки, Кувайцев отвечал, что слова песен часто не подходят под музыку, которую он сочинял на эти песни, ну он и изменял их. Находясь в тюрьме, Кувайцев писал письма к своим детям; письма эти писаны стихами:

Мои милые орляточки,
По отце своем стосковалися и т д

Во время своего заключения Кувайцев собирался бежать, для чего и приглашал, как видно из письма, отобранного у него в тюрьме, товарищей; бежать хотел он на Кавказ и говорил, что у него и оружие заготовлено под полом. Несколько ружейных стволов и порох действительно найдены в подполье. При повальном обыске о нем отозвались одни с пренебрежением, как шуте, другие сказали, что он плохой работник и казак и что даже (?) он сам бабье дело делает, т. е. белье и платье себе шьет. Предложены на решение следующие вопросы: 1) Как смотреть на раскрытие могилы? Как на преступление или как на суеверное безумство? и т. д.


В одном из моих прошлых постов, посвящённому делу Салтычихи были некоторые комментарии в таком стиле: «вот она, аристократия, измывающаяся над простым народом». Но вот вам дела Куртина и Кувайцева – простых людей, не аристократов. Причём это уже не XVIII, а конец XIX века – эпоха как будто довольно просвещённая. Единичные эксцессы? Вот статья в «Коммерсанте», посвящённая человеческим жертвоприношениям на территории России в конце XIX и даже в начале XX веков. Ну или можно вспомнить жуткий голод 1933-34 годов, унесший миллионы жизней. Но в данном случае я не про голод и его причины, а про эксцессы, сопровождавшие этот голод, такие, как многочисленные случаи поедания трупов людей – иногда уже покойников, а иногда специально умерщвляемых. И в блокадном Ленинграде такое случалось. На голод такие эксцессы нельзя списать – далеко не каждый человек, даже опухая от голода, решится убить человека, чтобы сварить из него похлебку или холодец. Это надо иметь определённую ментальность. И даже помню уже в позднее советское – брежневское время мясного дефицита – была история, как некие предприимчивые граждане торговали мясом убитых людей.

Это я к чему? Это я к тому, что в стране с таким уровнем развития общества, была совершена революция, которая позволила высвободиться вот таким вот инстинктам некоторых особей. Что уж тут удивляться жутким эксцессам Гражданской и последующих периодов. Соображали ли деятели революции, в стране с каким населением они из искры раздувают пламя?

PS: Прежде чем оставить комментарий, рекомендую прочитать правила общения, которые действуют в моём блоге.
Tags: История, Мысли вслух
Subscribe

promo germanych october 11, 2020 19:32 94
Buy for 50 tokens
Кадр из фильма «Экипаж» (СССР, Мосфильм, реж.А.Митта, 1979 год) Снять фильм, я полагаю, не немного легче, чем запустить ракету в космос. По крайней мере, фильм-катастрофу, в котором обязательно должны быть эффектные напряжённые сцены. У меня не ахти какой опыт съёмок в кино,…
  • Post a new comment

    Error

    Comments allowed for friends only

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your reply will be screened

    Your IP address will be recorded 

  • 30 comments