Львы моего детства на Гоголевском бульваре.
Помните в фильме «Место встречи изменить нельзя» момент, когда Глеб Жеглов и Володя Шарапов приехали на вызов, а там найдёныш? И потом этого найдёныша Шарапов повёз в роддом, адрес которого ему сообщил Жеглов. Не помните, как назывался тот роддом? Ну конечно – кто же запомнит название какого-то роддома, мельком упомянутого в фильме? А я вот помню. И не потому, что у меня феноменальная память (хотя память у меня действительно неплохая). Дело в том, что в фильме «Место встречи изменить нельзя» упомянут самый знаменитый когда-то московский родом – роддом № 7 им. Грауэрмана. Расположен он был в доме, который сегодня стоит на Новом Арбате. А в 1965 году – когда я появился в этом роддоме на свет – никакого Нового Арбата не было. А была запутанная сеть арбатских переулков.
В строго техническом значении, Арбат – это небольшая московская улица, идущая от Смоленской площади до Гоголевского бульвара. Но для меня Арбат – это район, примерно заключённый в треугольнике, образованном станциями метро «Смоленская», «Арбатская», «Кропоткинская». Сегодня – это один из самых элитных и дорогих районов Москвы, населённый в основном очень богатыми людьми. Для интереса поискал стоимость квартир в этом районе. Нашёл 3-комнатную квартиру в Зачатьевском переулке стоимостью 1,6 миллиона долларов. Зачатьевский переулок – это не Арбат, а Пречистинка, но в общем рядом. И представление о масштабе цен арбатской недвижимости даёт.
Однако в 60-е года XX века Арбат был совсем иным. Это был, собственно, район трущоб. Сегодня от тех домов не осталось и следа. А когда-то весь район был густо усеян двух- и трёхэтажными деревянными ветхими домишками, с коммунальными квартирами. Вообще на Арбате все жили в коммуналках. Я даже не припомню кого-либо из моих арбатских друзей, кто бы жил в отдельной квартире. Мы с матерью жили в типичной арбатской коммуналке – без горячей воды, без ванны или душа, с туалетом на лестничной клетке. Мы жили в доме на углу Староконюшенного переулка и Сивцева Вражка. Сколько я помню, постоянной мечтой взрослых было, чтобы всё поскорее снесли и всем дали новые благоустроенные квартиры в новых московских районах. Да, когда-то люди рвались прочь из «элитного» Арбата. И тот, кто наконец получал заветный ордер, считался счастливейшим из смертных.
Поскольку в каждой квартире жило по 3-5 семей, людей было много. В каждом арбатском дворике, начиная с весны и до поздней осени, во дворе всегда была куча народу. Жизнь бурлила ключом. Мужики, женщины, старухи, дети – всё это в пределах довольно небольших дворов. Шум, крик, гам, иной раз ругань. Взрослые очень любили играть в лото. А мы очень любили, пристроившись у них за спиной, зачарованно смотреть, как ведущий вынимал из мешочка красивые бочонки с цифрами и объявлял число. Второй по популярности игрой были шахматы. Шахматисты прочно оккупировали Гоголевский бульвар, на котором мы часто гуляли с мамой. С утра до вечера в любое время года в каждой лавочке на Гоголевском бульваре торчала просунутая в щель на спинке между досками фанерка, на которой была установлена шахматная доска. Каждая лавка была облеплена старичками, напряжённо следящими за разворачивающейся битвой. Что и не удивительно, ведь на Гоголевском бульваре в старинном особняке помещался шахматный… хм… клуб что ли – не помню. Но зато хорошо помню, как однажды – мне тогда было 5 или 6 лет – на стене этого клуба была вывешена огромная шахматная доска, на которой показывали ход чьей-то игры. И огромная толпа на бульваре, задрав головы, напряжённо следила за ходом матча. Да что там говорить, если даже меня мама однажды записала в шахматную секцию. И я даже посетил несколько занятий. Но потом бросил это дело, ибо кроме меня там почти все были взрослыми. Да и вообще, в отношении шахмат я полностью солидарен с Эдгаром По – помните в «Золотом жуке»?
Детей было очень много. Самых разных возрастов. Был очень силён дух дворового товарищества. Мы все знали, что вот мы из такого-то двора и отличались от пацанов из других дворов. Точно также был некий корпоративный дух улиц и переулков. Я тогда был ещё совсем маленьким, но помню, как пацаны нашего двора, объединившись с соседними, ходили драться с бандами с других улиц. Часто летом наши совершали дальние рейды на велосипедах, сажая нас – 4-5 летних щенков, на рамы своих «великов». Было очень весело и одновременно страшно врываться в чужие дворы. В такие моменты я больше всего боялся, как бы не сорваться с рамы. Потому как последствия могли быть самыми печальными – мой маленький возраст вряд ли спас бы меня от расправы. Но вообще-то покидать двор мне было строго настрого запрещено. Поэтому вплоть до 7 лет я далеко от двора самостоятельно не отходил. Ну может только в самых экстренных случаях. Каковы иногда случались.
Как-то раз летним днём ближе к вечеру во двор с криком «Кино снимают» ворвался какой-то пацан и мы все – сколько нас было детей, помчались за ним к школе № 59, что напротив канадского посольства, смотреть, как снимают фильм. Мы долго стояли и смотрели, как взад вперёд перед входом в школу (одна из старейших московских школ, между прочим) прохаживались люди в цилиндрах и дамы в старинных платьях. Камеры, прожектора, команды режиссёра – это было что-то потрясающее! И вдруг… Вдруг случилось чудо. Чтобы понять, насколько потрясающе невероятное событие произошло в тот раз, надо упомянуть, что моим любимым фильмом дошкольного детства был фильм «Адъютант Его Превосходительства». И вот стоим мы, шумно обсуждаем происходящее и вдруг у нас – у меня так уж точно – от удивления открылись рты и глаза полезли на лоб. Прямо к нам направляется Адъютант Его Превосходительства! Нет, не артист Юрий Соломин, а именно самый настоящий Адъютант Его Превосходительства – в белогвардейской форме, с усиками, в накидке, в какой он был в последней серии, когда устроил крушение поезда с танками. И вот Адъютант Его Превосходительства подходит к нам и произносит слова, которые я помню даже сегодня: «Ребята, ребята, не мешайте, отойдите подальше». Это было потрясение! Я потом весь вечер возбужденно рассказывал маме, как видел Адъютанта Его Превосходительства. Потрясение было настолько сильным, что я до сих пор помню произошедшее также чётко, словно это было на днях. А мне тогда и 7 лет по моему не было. А что за фильм снимали я узнал много лет спустя. В тот день снимали первую серию фильма «Хождение по мукам».
В 1972 году я пошёл в школу. Но не в 59-ю, хотя она была ближе к дому, а расположенную в Большом Афанасьевском переулке школу № 58. Мама выбрала 58-ю, потому что она была спецшколой немецкого языка. Вот так получилось, что все мои дворовые друзья оказались в 59-й, а я один – в 58-й. Где, само собой, обзавёлся новыми друзьями. Первую мою учительницу звали Таисией Никитичной. Вернее, строго говоря, это была не самая первая учительница, а первая школьная учительница. Дело в том, что ещё в детском саду у меня нашли какой-то особый вокальный талант и записали в капеллу мальчиков Дмитрия Кабалевского. И почти целый год я посещал занятия в той школе, а после обеда меня приводили в детский сад. Самым приятным было то, что в детском саду мне с завтрака оставляли бутерброд с маслом и сыром. И когда все ели суп и чёрный хлеб, я ел бутерброд с белым хлебом, маслом и сыром. До сих пор люблю такие бутерброды. Самым неприятным в посещении школы Кабалевского было то, что каждый участник капеллы помимо вокала должен был овладеть ещё каким-нибудь музыкальным инструментом. На мою долю выпала скрипка. Не знаю, как к моим ежедневным гаммам относились соседи, но я скрипку ненавидел всем свои нутром. И однажды в порыве ненависти бросил её об пол так, что у неё отломался колок. На этом мои занятия прекратились.
Да, так вот, школа. Накануне 1 сентября 1972 года поздравить меня с началом занятий явился отец, который ушёл из семьи когда мне был только год. Отец принёс целую коробку заграничных значков и два пистолета, которые сам сделал. Один был точной копией американского кольта, а второй – маузера. Мне потом все завидовали – пистолеты были из стали и выглядели будь здоров. Один раз у меня маузер даже отобрали взрослые мужики – думали, что настоящий. Но мама по моей наводке вправила им мозги и пистолет вернули.
1 сентября 1972 года я помню очень хорошо. Торжественную линейку, руку десятиклассника, который завёл меня в школу. Самого десятиклассника не помню. В школе очень быстро у нас организовалась своя шайка: я, Генка Титов, Валерка Боярский и Андюха Букин. Любимым нашим занятием после школы были прогулки по крышам. Малыш и Карлсон отдыхают. Я уже говорил, что Арбат того времени был районом трущоб? Дома стояли впритык друг к другу и можно было по крышам уйти очень далеко от дома. Мы знали все крыши, все чердаки. Это был особый мир – мир арбатских крыш и чердаков, недоступный взрослым. Но за лазание по крышам домов нас наказывали. Быть пойманным на крыше дома было тягчайшим преступлением. Поэтому частенько мы выбирали площадки поспокойнее, которые не были запрещены – крыши гаражей. Несмотря на то, что в те времена машин в личном пользовании было не так уж и много, гаражей почему-то было пруд пруди. Поставленные впритык друг к другу они представляли отличное поле для игры в салки. И хотя мужики ругались, на крышах гаражей мы себя чувствовали в полной безопасности. Помню как-то раз, когда мы сидели на крыше гаража и обсуждали некий важный вопрос, мимо проходил Георгий Вицин. Он прицелился в нас из указательного пальца правой руки и сделал «Кхы». Мы потом долго спорили – в кого из нас «стрелял» Вицин.
Ещё одним нашим любимым занятием было – шариться по стройкам. Арбат начала 70-х уже начал расчищаться. Многие трущобы сносились, а более крепкие дома одевались в леса для капремонта. Лазить по лесам было почти также интересно, как по крышам. К тому же, можно было заглядывать в окна. Самыми лучшими были дома с выселенными жильцами, но не сносимыми, а ремонтирующимися. Такие дома мы «захватывали» и делали там свои опорные пункты. Поскольку на Арбате жило очень много людей ещё с дореволюционного периода, которые уезжая, бросали всякое старьё в своих бывших квартирах, поживы у нас было множество. Было очень увлекательно рыться в разном старье со времён «ещё при царе». Старые обои, стары шкафы, старые газеты, старые безделушки… Ни с чем несравнимый мир. Иногда нас к себе приглашали одинокие старушки. Мы приходил к ним в гости прямо через окно. Они поили нас чаем и рассказывали всякие истории.
Должен отметить, что в арбатских переулках жило очень много одиноких старух, многие из которых относились к племени старинной интеллигенции, которую по какому-то странному недосмотру большевики не вырезали полностью. Слушать этих старух было очень интересно. Но были и старухи-враги. Например, в одном доме на первом этаже жила старуха Кошата. Мы так звали её за страсть к кошкам – у неё дома жило штук десять кошек, не меньше, и ещё вокруг она подкармливала кучу кошек. Кошата не любила мальчишек, потому что они, по её мнению, жить не могут без того, чтобы не дёрнуть кошку за хвост. И хотя лично мы кошек и пальцем не трогали, всякий раз, проходя мимо её дома, подвергались немыслимым нападкам со стороны Кошаты. Однажды мы не выдержали и решили отомстить за такую вопиющую несправедливость. Наша месть основывалась на том, что летом у Кошаты всегда были открыты все окна. Где-то на стройке мы обнаружили пакетики с чем-то вроде то ли цемента, то ли мела. Если отогнуть угол пакетика и резко тряхнуть рукой, то он разворачивался и из него направленной струёй вылетал этот то ли цемент, то ли мел. Не знаю, для какой строительной надобности они использовались, но именно их мы использовали для свершения мести. Набрав кучу этих пакетиков, мы подбежали к окнам Кошаты, забросали её «бомбами» и бросились на утёк, подстёгиваемые воплями старухи. Я оглянулся на бегу – из окон валила пылища, словно дым из дома, в который попал снаряд. Мы были отомщены.
А ещё… А ещё мы жгли ящики. Любили это дело. Воровали на задних дворах овощных магазинов деревянные ящики, собирали их в кучу и поджигали. Очень красиво. А ещё… А ещё мы курили. Да, курили в первом классе. Поскольку мы были шпаной – тогда все уважающие себя мальчишки прибивались к арбатским шпанским компаниям – то должны были курить. Нет, старшие нас не заставляли. Но как-то несолидно было не курить в компании, в которой курили все. Ну и мы тоже держали марку. Я, конечно не затягивался, но всё равно смотрел на тех, кто «не курил», сверху вниз. А ещё… А ещё мы ходили в гости друг к другу. А ещё ходили в кино, катались на велосипедах, бегали по лужам, играли в снежки, играли в войнушку, ходили в школу, получали пятёрки и двойки, дрались, ругались, мирились… Мы сутками пропадали на утицах и загнать домой нас было невозможно. Мы жили полной грудью. Мы жили на Арбате. Это был наш мир. Никто лучше нас на знал всего хитросплетения лазов между домами, всех проходных дворов, всех дырок в стенах, всех мест, которые лучше обойти стороной…
Но однажды всё кончилось. Мы получили ордер и переехали в новый район. Сегодня от того Арбата, Арбата моего раннего детства, почти не осталось и следа. Почти все дома уничтожены. Построено множество пафосных особняков. Лишь кое где ещё можно найти уголки, которые помнят меня. Но их с каждым годом всё меньше. А на месте нашего двора, двора, в котором я родился и вырос, двора на углу Староконюшенного переулка и Сивцева Вражка, сегодня расположилась этническая грузинская школа. Такая насмешка судьбы…
Угол Староконюшенного переулка и Сивцева Вражка. На месте моего дома пышная зелень.
Дом купца Пороховщикова, создателя «Славянского базара». С другой стороны этого дома помещался мой детсад, к которому примыкало отделение милиции. А в самом доме жил парень, у которого было духовое ружьё. Мы ему завидовали.
Огромную часть своего свободного времени мы проводили на крышах домов или гаражей. Как не удивительно, но эта традиция жива и поныне.
В этом доме жили бабка и дед Генки Титова. Очень часто во время своих похождений мы заходили к ним подкрепиться. Они делали на всю шайку бутерброды. Бутерброды были двух типов: с чёрным хлебом, посыпанным солью и с белым хлебом, посыпанным сахарным песком. Очень вкусно. Особенно если весь день бегаешь по улице.
А вот редкий, чудом сохранившийся уголок моего детства. Если не считать граффити и куска нового дома (справа), здесь всё осталось таким же, как было в начале 70-х. По этим гаражам мы лазали. Когда изредко я бываю здесь, у меня всякий раз щемит сердце.
Однако в 60-е года XX века Арбат был совсем иным. Это был, собственно, район трущоб. Сегодня от тех домов не осталось и следа. А когда-то весь район был густо усеян двух- и трёхэтажными деревянными ветхими домишками, с коммунальными квартирами. Вообще на Арбате все жили в коммуналках. Я даже не припомню кого-либо из моих арбатских друзей, кто бы жил в отдельной квартире. Мы с матерью жили в типичной арбатской коммуналке – без горячей воды, без ванны или душа, с туалетом на лестничной клетке. Мы жили в доме на углу Староконюшенного переулка и Сивцева Вражка. Сколько я помню, постоянной мечтой взрослых было, чтобы всё поскорее снесли и всем дали новые благоустроенные квартиры в новых московских районах. Да, когда-то люди рвались прочь из «элитного» Арбата. И тот, кто наконец получал заветный ордер, считался счастливейшим из смертных.
Поскольку в каждой квартире жило по 3-5 семей, людей было много. В каждом арбатском дворике, начиная с весны и до поздней осени, во дворе всегда была куча народу. Жизнь бурлила ключом. Мужики, женщины, старухи, дети – всё это в пределах довольно небольших дворов. Шум, крик, гам, иной раз ругань. Взрослые очень любили играть в лото. А мы очень любили, пристроившись у них за спиной, зачарованно смотреть, как ведущий вынимал из мешочка красивые бочонки с цифрами и объявлял число. Второй по популярности игрой были шахматы. Шахматисты прочно оккупировали Гоголевский бульвар, на котором мы часто гуляли с мамой. С утра до вечера в любое время года в каждой лавочке на Гоголевском бульваре торчала просунутая в щель на спинке между досками фанерка, на которой была установлена шахматная доска. Каждая лавка была облеплена старичками, напряжённо следящими за разворачивающейся битвой. Что и не удивительно, ведь на Гоголевском бульваре в старинном особняке помещался шахматный… хм… клуб что ли – не помню. Но зато хорошо помню, как однажды – мне тогда было 5 или 6 лет – на стене этого клуба была вывешена огромная шахматная доска, на которой показывали ход чьей-то игры. И огромная толпа на бульваре, задрав головы, напряжённо следила за ходом матча. Да что там говорить, если даже меня мама однажды записала в шахматную секцию. И я даже посетил несколько занятий. Но потом бросил это дело, ибо кроме меня там почти все были взрослыми. Да и вообще, в отношении шахмат я полностью солидарен с Эдгаром По – помните в «Золотом жуке»?
Детей было очень много. Самых разных возрастов. Был очень силён дух дворового товарищества. Мы все знали, что вот мы из такого-то двора и отличались от пацанов из других дворов. Точно также был некий корпоративный дух улиц и переулков. Я тогда был ещё совсем маленьким, но помню, как пацаны нашего двора, объединившись с соседними, ходили драться с бандами с других улиц. Часто летом наши совершали дальние рейды на велосипедах, сажая нас – 4-5 летних щенков, на рамы своих «великов». Было очень весело и одновременно страшно врываться в чужие дворы. В такие моменты я больше всего боялся, как бы не сорваться с рамы. Потому как последствия могли быть самыми печальными – мой маленький возраст вряд ли спас бы меня от расправы. Но вообще-то покидать двор мне было строго настрого запрещено. Поэтому вплоть до 7 лет я далеко от двора самостоятельно не отходил. Ну может только в самых экстренных случаях. Каковы иногда случались.
Как-то раз летним днём ближе к вечеру во двор с криком «Кино снимают» ворвался какой-то пацан и мы все – сколько нас было детей, помчались за ним к школе № 59, что напротив канадского посольства, смотреть, как снимают фильм. Мы долго стояли и смотрели, как взад вперёд перед входом в школу (одна из старейших московских школ, между прочим) прохаживались люди в цилиндрах и дамы в старинных платьях. Камеры, прожектора, команды режиссёра – это было что-то потрясающее! И вдруг… Вдруг случилось чудо. Чтобы понять, насколько потрясающе невероятное событие произошло в тот раз, надо упомянуть, что моим любимым фильмом дошкольного детства был фильм «Адъютант Его Превосходительства». И вот стоим мы, шумно обсуждаем происходящее и вдруг у нас – у меня так уж точно – от удивления открылись рты и глаза полезли на лоб. Прямо к нам направляется Адъютант Его Превосходительства! Нет, не артист Юрий Соломин, а именно самый настоящий Адъютант Его Превосходительства – в белогвардейской форме, с усиками, в накидке, в какой он был в последней серии, когда устроил крушение поезда с танками. И вот Адъютант Его Превосходительства подходит к нам и произносит слова, которые я помню даже сегодня: «Ребята, ребята, не мешайте, отойдите подальше». Это было потрясение! Я потом весь вечер возбужденно рассказывал маме, как видел Адъютанта Его Превосходительства. Потрясение было настолько сильным, что я до сих пор помню произошедшее также чётко, словно это было на днях. А мне тогда и 7 лет по моему не было. А что за фильм снимали я узнал много лет спустя. В тот день снимали первую серию фильма «Хождение по мукам».
В 1972 году я пошёл в школу. Но не в 59-ю, хотя она была ближе к дому, а расположенную в Большом Афанасьевском переулке школу № 58. Мама выбрала 58-ю, потому что она была спецшколой немецкого языка. Вот так получилось, что все мои дворовые друзья оказались в 59-й, а я один – в 58-й. Где, само собой, обзавёлся новыми друзьями. Первую мою учительницу звали Таисией Никитичной. Вернее, строго говоря, это была не самая первая учительница, а первая школьная учительница. Дело в том, что ещё в детском саду у меня нашли какой-то особый вокальный талант и записали в капеллу мальчиков Дмитрия Кабалевского. И почти целый год я посещал занятия в той школе, а после обеда меня приводили в детский сад. Самым приятным было то, что в детском саду мне с завтрака оставляли бутерброд с маслом и сыром. И когда все ели суп и чёрный хлеб, я ел бутерброд с белым хлебом, маслом и сыром. До сих пор люблю такие бутерброды. Самым неприятным в посещении школы Кабалевского было то, что каждый участник капеллы помимо вокала должен был овладеть ещё каким-нибудь музыкальным инструментом. На мою долю выпала скрипка. Не знаю, как к моим ежедневным гаммам относились соседи, но я скрипку ненавидел всем свои нутром. И однажды в порыве ненависти бросил её об пол так, что у неё отломался колок. На этом мои занятия прекратились.
Да, так вот, школа. Накануне 1 сентября 1972 года поздравить меня с началом занятий явился отец, который ушёл из семьи когда мне был только год. Отец принёс целую коробку заграничных значков и два пистолета, которые сам сделал. Один был точной копией американского кольта, а второй – маузера. Мне потом все завидовали – пистолеты были из стали и выглядели будь здоров. Один раз у меня маузер даже отобрали взрослые мужики – думали, что настоящий. Но мама по моей наводке вправила им мозги и пистолет вернули.
1 сентября 1972 года я помню очень хорошо. Торжественную линейку, руку десятиклассника, который завёл меня в школу. Самого десятиклассника не помню. В школе очень быстро у нас организовалась своя шайка: я, Генка Титов, Валерка Боярский и Андюха Букин. Любимым нашим занятием после школы были прогулки по крышам. Малыш и Карлсон отдыхают. Я уже говорил, что Арбат того времени был районом трущоб? Дома стояли впритык друг к другу и можно было по крышам уйти очень далеко от дома. Мы знали все крыши, все чердаки. Это был особый мир – мир арбатских крыш и чердаков, недоступный взрослым. Но за лазание по крышам домов нас наказывали. Быть пойманным на крыше дома было тягчайшим преступлением. Поэтому частенько мы выбирали площадки поспокойнее, которые не были запрещены – крыши гаражей. Несмотря на то, что в те времена машин в личном пользовании было не так уж и много, гаражей почему-то было пруд пруди. Поставленные впритык друг к другу они представляли отличное поле для игры в салки. И хотя мужики ругались, на крышах гаражей мы себя чувствовали в полной безопасности. Помню как-то раз, когда мы сидели на крыше гаража и обсуждали некий важный вопрос, мимо проходил Георгий Вицин. Он прицелился в нас из указательного пальца правой руки и сделал «Кхы». Мы потом долго спорили – в кого из нас «стрелял» Вицин.
Ещё одним нашим любимым занятием было – шариться по стройкам. Арбат начала 70-х уже начал расчищаться. Многие трущобы сносились, а более крепкие дома одевались в леса для капремонта. Лазить по лесам было почти также интересно, как по крышам. К тому же, можно было заглядывать в окна. Самыми лучшими были дома с выселенными жильцами, но не сносимыми, а ремонтирующимися. Такие дома мы «захватывали» и делали там свои опорные пункты. Поскольку на Арбате жило очень много людей ещё с дореволюционного периода, которые уезжая, бросали всякое старьё в своих бывших квартирах, поживы у нас было множество. Было очень увлекательно рыться в разном старье со времён «ещё при царе». Старые обои, стары шкафы, старые газеты, старые безделушки… Ни с чем несравнимый мир. Иногда нас к себе приглашали одинокие старушки. Мы приходил к ним в гости прямо через окно. Они поили нас чаем и рассказывали всякие истории.
Должен отметить, что в арбатских переулках жило очень много одиноких старух, многие из которых относились к племени старинной интеллигенции, которую по какому-то странному недосмотру большевики не вырезали полностью. Слушать этих старух было очень интересно. Но были и старухи-враги. Например, в одном доме на первом этаже жила старуха Кошата. Мы так звали её за страсть к кошкам – у неё дома жило штук десять кошек, не меньше, и ещё вокруг она подкармливала кучу кошек. Кошата не любила мальчишек, потому что они, по её мнению, жить не могут без того, чтобы не дёрнуть кошку за хвост. И хотя лично мы кошек и пальцем не трогали, всякий раз, проходя мимо её дома, подвергались немыслимым нападкам со стороны Кошаты. Однажды мы не выдержали и решили отомстить за такую вопиющую несправедливость. Наша месть основывалась на том, что летом у Кошаты всегда были открыты все окна. Где-то на стройке мы обнаружили пакетики с чем-то вроде то ли цемента, то ли мела. Если отогнуть угол пакетика и резко тряхнуть рукой, то он разворачивался и из него направленной струёй вылетал этот то ли цемент, то ли мел. Не знаю, для какой строительной надобности они использовались, но именно их мы использовали для свершения мести. Набрав кучу этих пакетиков, мы подбежали к окнам Кошаты, забросали её «бомбами» и бросились на утёк, подстёгиваемые воплями старухи. Я оглянулся на бегу – из окон валила пылища, словно дым из дома, в который попал снаряд. Мы были отомщены.
А ещё… А ещё мы жгли ящики. Любили это дело. Воровали на задних дворах овощных магазинов деревянные ящики, собирали их в кучу и поджигали. Очень красиво. А ещё… А ещё мы курили. Да, курили в первом классе. Поскольку мы были шпаной – тогда все уважающие себя мальчишки прибивались к арбатским шпанским компаниям – то должны были курить. Нет, старшие нас не заставляли. Но как-то несолидно было не курить в компании, в которой курили все. Ну и мы тоже держали марку. Я, конечно не затягивался, но всё равно смотрел на тех, кто «не курил», сверху вниз. А ещё… А ещё мы ходили в гости друг к другу. А ещё ходили в кино, катались на велосипедах, бегали по лужам, играли в снежки, играли в войнушку, ходили в школу, получали пятёрки и двойки, дрались, ругались, мирились… Мы сутками пропадали на утицах и загнать домой нас было невозможно. Мы жили полной грудью. Мы жили на Арбате. Это был наш мир. Никто лучше нас на знал всего хитросплетения лазов между домами, всех проходных дворов, всех дырок в стенах, всех мест, которые лучше обойти стороной…
Но однажды всё кончилось. Мы получили ордер и переехали в новый район. Сегодня от того Арбата, Арбата моего раннего детства, почти не осталось и следа. Почти все дома уничтожены. Построено множество пафосных особняков. Лишь кое где ещё можно найти уголки, которые помнят меня. Но их с каждым годом всё меньше. А на месте нашего двора, двора, в котором я родился и вырос, двора на углу Староконюшенного переулка и Сивцева Вражка, сегодня расположилась этническая грузинская школа. Такая насмешка судьбы…
Угол Староконюшенного переулка и Сивцева Вражка. На месте моего дома пышная зелень.
Дом купца Пороховщикова, создателя «Славянского базара». С другой стороны этого дома помещался мой детсад, к которому примыкало отделение милиции. А в самом доме жил парень, у которого было духовое ружьё. Мы ему завидовали.
Огромную часть своего свободного времени мы проводили на крышах домов или гаражей. Как не удивительно, но эта традиция жива и поныне.
В этом доме жили бабка и дед Генки Титова. Очень часто во время своих похождений мы заходили к ним подкрепиться. Они делали на всю шайку бутерброды. Бутерброды были двух типов: с чёрным хлебом, посыпанным солью и с белым хлебом, посыпанным сахарным песком. Очень вкусно. Особенно если весь день бегаешь по улице.
А вот редкий, чудом сохранившийся уголок моего детства. Если не считать граффити и куска нового дома (справа), здесь всё осталось таким же, как было в начале 70-х. По этим гаражам мы лазали. Когда изредко я бываю здесь, у меня всякий раз щемит сердце.
Journal information