Много лет спустя, в одной своей книге я написал следующее: «Стеклянные дома замятинского «Мы», Всевидящее Око из «1984» Оруэлла. Но к чему этот скепсис – 1984 год прошёл, а предсказания Оруэлла не сбылись. Нет больше Третьего рейха, нет тоталитарного СССР. Да, 1984 год прошёл и предсказания Оруэлла пока не сбылись, как не сбылись в том году и предсказания Андрея Амальрика, в конце 60-х годов XX века написавшего эссе: «Просуществует ли СССР до 1984 года?» Как государство СССР просуществовал до 1984 года… Но перестал существовать в 1991 году (а de facto – в 1989 году). Амальрик ошибся всего на пять–семь лет. А на сколько лет ошибся Оруэлл?»
Странно, но для меня 1984 год – это один из самых мрачных годов в моей жизни. Хотя тогда, в 1984-м, я ничего не знал ни про Оруэлла, ни уж тем более, про Амальрика.
Позднее, уже прочитав и Замятина, и Оруэлла, я обратил внимание, что, собственно, они тягость тоталитарной системы передают через личные переживания несчастной любви главного героя. В этом что-то есть. Мой 1984 год был не лучше. Так что если раньше я шёл на репетицию чтобы вкусить радость и, так сказать, экстаз игры на электрогитаре в составе драйвовой группы, то в 1984-м я бежал на репетицию, как на нечто, где можно спрятаться от своих невесёлых мыслей, как куда-то, где хоть на немного освобождаются ремни, туго стягивающие грудь.
Опять же, поставим вопрос так: провоцировали личные переживания общее тягостное восприятие окружающего или это всё шло в одной обойме?
«Пожарные созданы для того, чтобы следить за порядком. А значим и за мной. А значит и за мной!» Это просто предосторожность.
Наш басист, Андрей, хоть и был на полголовы выше меня и вообще параллельно успешно занимался классической борьбой, как-то тонко ощущал, что творится у меня на душе. Поэтому проявлял чудеса такта и при любой возможности старался меня брать прицепом на прогулки вместе со своей девушкой. Девушка может была не в очень большом восторге, но я не проявлял ответных чудес такта и понимания ситуации. Однажды мы пришли в гости к брату девушки нашего басиста Андрея. Выпили. Брат поставил странную запись. Под совершенно необычную тяжёлую музыку, сыгранную без какого бы то ни было хард-рока, практически детский голос выводил: «В мыслях этих все желанья тёмных уголков познанья разом / Ты исполнишь потому что в самодельном мире всё лёгко / Я уверен ты не стал был лезть в те джунгли если б лучше знал их / И не стал бы слушать эти песни, если б их перевели тебе…»
И я попался. Я переписал этот альбом. «15» группы «Урфин Джюс» из Свердловска. В те времена без всякого гугла удалось узнать только, что играют не дети, а взрослые люди. Фамилию двоих удалось установить: Кормильцев и Пантыкин. Весь 1984 год для меня прошёл под музыку «Урфин Джюса».
Да, забыл рассказать про репетицию 9 февраля 1984 года.
В этот день как обычно я сидел на лекции в институте. Преподавательница почему-то не шла. Мы шумели, болтали. Я сидел и смотрел на овраг, на который выходили окна лекционного зала. Занималась позёмка. Вдруг в лекционный зал влетела преподавательница и наша замдекана. У обеих вид был грустный. Преподавательница чуть не плакала. Замдекана попросила нас встать и сказала: «Сегодня умер Юрий Владимирович Андропов». Меня поразила не столько смерть Андропова, сколько волнение и грусть-тоска, которые явственно читались на лицах преподавательницы и замдекана. Это было странно. Недавнюю (осенью 1982-го) смерть Брежнева никто так не встречал.
В этот день я не очень спешил домой. Был объявлен траур. Я был уверен, что никакой репетиции, которая назначена, не будет. Но механически взял гитару и пошёл в школу. Когда я вошёл в актовый зал, то был весьма удивлён – в ожидании меня все уже были на своих местах согласно боевого расчёта и, разогреваясь, бренчали/барабанили. Я с удивлением спросил: «Вы чего, ничего не знаете?». На что получил ответ, что мол чего такое, о чём речь? Я сообщил о смерти Андропова и поинтересовался – неужели школьные власти репетицию не отменили? Нет, не отменили. Никто даже не знал, что Андропов умер. Странно. Мы провели репетицию, причём я ожидал, что в любую минут ввалится школьная администрация и запретит нам играть. Не ввалилась.
Я говорил, что школе наша группа была нужна для участия в образцово-показательном шоу «Что? Где? Когда?» Вопросы в школьном шоу, в отличии от телевизионного оригинала, должны были быть исключительно на политические темы. Ну там про Сальвадор, Никарагуа и т.п. Андрей сочинил соответствующую песню: «Смотрите, люди, ведь это кровь. Вот человек, он умирает…» Представление повергло меня в шок. Мало того, что все участники отвечали на заранее строго распределённые вопросы, так они ещё не смогли их хорошо выучить. Мы стояли на сцене, а перед сценой сидела «шестёрка знатоков», которая перед комиссией из РАНО что-то такое блеяла. Мне было стыдно. Члены комиссии поощрительно кивали головами. «Музыкальная пауза», – наконец сообщила директриса, которая была ведущей и мы заиграли свою песню.
«Что ты стоишь? Поспеши, робкий. / Зря ты дрожишь – не свернёшь с тропки / Как не плутай, ты придёшь к дому / Третий подъезд, седьмой этаж / Словно в пустоту / В комнату свою / Войдёшь ты призрачным гостем…»
Нет, это не наша песня. Это «Урфин Джюс».
Весной 1984 года в армию забрали Андрея. Всё. Группа перестала быть. В этот период я сильно сблизился с Юрой Анисимовым. То есть ещё ранее мы – в силу общей, так сказать, профессии, находили много общих тем, – но после ухода в армию Андрея, фактически мы с Юрой стали проводить большую часть времени.
У Юры были бездны каких-то альтернативных для меня знаний. Если ранее я его воспринимал обычным гопником, который в силу каких-то странных коллизий научился хорошо играть на гитаре, то познакомившись ближе, нашёл в нём человека с глубокой философской жилкой. Мне было с ним интересно. Когда мы бывали у меня дома, то слушали «Урфин Джюс» и «Аквариум». У него дома мы слушали «Black Sabbath» и Ронни Джеймса Дио, от которого Юра был без ума.
Юра жил в таком типовом двухэтажном барачном рабочем домике. Вход со двора. Первый этаж. В «подъезде» было две квартиры. При входе в квартиру Юры – прихожая площадью чуть больше пространства, потребного для размещения двух холодильников. Прямо по курсу вход в маленький туалет и душ (ванны не было). Справа вход в помещение, которое называлось кухней. Большую часть пространства кухни занимал кушетка, на которой спал Юра. Впритык к ней стоял холодильник. Чуть в глубине – плита на две конфорки. На стене висело пара шкафчиков. Трём людям на этой кухне было уже дико тесно. Слева от «прихожей» располагалась единственная комната. Там жила Юрина мама. Стояло пара шкафов, телевизор, старинная кровать.
Зато перед подъездом был яблоневый сад и летом Юра запасал себе яблочный сок. Однажды летом, сидя в это садике, попивая вино, приготовленное из самодельного яблочного сока, мы с Юрой решили пойти проучить Режиссёра театра «Кто, если не мы».
(продолжение следует)
Journal information