Начало: germanych.livejournal.com/220683.html
– Да, да, да, да, да, да, да…
– Так, хорошо. А теперь говорим «нет», как «да».
– Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет…
Мы – человек двадцать пять – сидим большим кругом на стульях и как послушные обезьянки выполняем указания режиссёра. То надо сказать «да», как «нет», то по очереди неожиданно чем-то удивить, то мимически что-то изобразить и т.д. и т.п. Это что-то типа разминки перед репетициями. Нет, не музыкальными репетициями, а театральными. Ибо мы теперь не просто рок-группа, а рок-группа при театре-студии. Это наша новая репетиционная база.
В августе 1983 года – уж не помню каким образом, – но мы нашли на самом отшибе Москвы, почти возле МКАД, возле конечной автобусной остановки, театр-студию. Называлась – «Кто, если не мы». Как водится, мы загрузились в автобус и поехали на переговоры с режиссёром.
Театр-студия «Кто, если не мы» размещалась в административном двухэтажном здании. Собственно, это был ЖЭК (или РЭУ, или что-то типа того). В здании был актовый зал. Вот в этом актовом зале, вернее в небольшой каморке при нём, размещалась эта театр-студия. Режиссёр – чернявый мужик лет 25-28, с хитроватыми глазками, тонкими усиками и острым подвижным лицом – выслушал нас внимательно и пришёл в восторг. Похоже ему понравилась мысль, что при театре-студии будет рок-группа.
Собственно, это была новая театр-студия. Труппа ещё была не сформирована. Но шёл приём. Я без понятия, каким образом будущие артисты попадали в эту студию. Возможно Режиссёр писал объявление от руки и клеил на столбы или остановки. В труппу мы влились полным составом – причём не только наша группа «Крик», но и несколько наших друзей-поклонников, плюс Юра Анисимов, который к тому времени был у нас чем-то вроде играющего художественного руководителя. Первая встреча труппы прошла в последних числах августа. В зале стулья были поставлены в кольцо и мы все сидели лицом друг к другу. Народ в основном подобрался молодой. Хотя было и несколько более зрелых товарищей.
Режиссёр кратко изложил концепцию развития театра-студии. После чего все мы по очереди, по часовой стрелке вставали и рассказывали, что побудило нас податься в актёры. В принципе, актёрами мы – я и мои друзья по группе – быть совершенно не собирались. Но это было условием предоставления нам места для репетиций. Мы репетируем два раза в неделю, а за это участвуем в работе театра-студии по полной программе: учёба актёрскому мастерству, участие в спектаклях и т.п. В принципе, это был интересный опыт и не скажу, что мы с тяжёлым сердцем согласились на эту кабалу. Когда до меня дошла очередь – волновался я почему-то страшно – я соврал, что чуть ли не с детства мечтаю быть актёром. В общем, понеслось.
Первый период в основном был посвящён актёрскому мастерству. Режиссёр накачивал нас определёнными ремесленными навыками. Постоянно над было что-то изображать, какие-то сценки показывать, этюды. А Режиссёр пояснял, как сделать лучше, у кого что неправильно и т.п. Помню был один этюд – это уже началась подготовка к репетициям спектакля – когда вся труппа должна была изображать скоморохов, которые в начале спектакля врываются в зал и начинают зрителям всякую дребедень читать, подготавливающую зрителя к действу.
Режиссёр нас раскритиковал: «Да вы даже в пустом зале выглядите так, словно боитесь зрителя. А на самом деле вы себя так должны нахально вести, чтобы зрители вас боялись». Ну то есть актёр, типа, должен доминировать над зрителем, а не наоборот, как понял я. Для меня это было актуальным. Ибо несмотря на то, что я был, можно сказать, бывалым концертмейстером, зрительного зала и вообще зрителей боялся. Вообще есть большая разница между тем, чтобы стоять на полутёмной сцене, делая вид, что сильно увлечён игрой на гитаре и тем, чтобы что-то громко говорить вслух, когда все глаза устремлены на тебя; да ещё ты весь освещённый и как на ладони в свете. Вот Режиссёр добивался, чтобы страх перед зрителем прошёл.
Что до музыкальных репетиций, то они тоже шли. Вообще, самодеятельные рок-группы в ту пору – а это был конец 1983 года – где бы они не выступали, всегда становились центром внимания. Даже с типовым репертуаром из «Машины». А уж если репертуар был свой, да ещё время от времени гитару в руки брыл такой виртуоз, как Юра Анисимов, то быстрая слава была просто неминуемой. Юра, кстати, в тот период, если сравнить его игру с игрой позднее в «Чёрном Обелиске», играл, мягко говоря, так себе. Но всё равно был на несколько голов выше любого известного нам уличного гитариста. Ну а по сравнению с нами он был просто гитарный бог.
Так что народ к нам снова потянулся. Уже местный. Благо репетировали мы на сцене, так что народ завсегда, услышав звуки гонга – играли мы во всю мощь своих усилителей – собирался в зале. Стали подтягиваться и наши завсегдатаи из «Пещеры». В общем, дух «Пещеры» стал потихоньку проникать и в театр-студию «Кто, если не мы». Режиссёру это сильно не понравилось. И он стал вставлять нам палки в колёса. Как? Постепенно уменьшать количество наших музыкальных репетиций, мотивируя тем, что началась работа над спектаклем и на эти дни он ставил репетиции труппы. Но на тот момент мы это воспринимали в целом с пониманием, поскольку репетировать спектакль было тоже интересно, а музыкальные репетиции и редкие выступления на танцульках в школах уже ничего принципиально нового в плане ощущений не приносили.
Да, а какой мы ставили спектакль? Мы ставили «До третьих петухов» Василия Шукшина. Сюжет там такой: Ивана-дурака Литературные Герои отправляют к Мудрецу за справкой, что он не дурак. Ну и про приключения Ивана-дурака по пути к Мудрецу. Сказка Шукшина «До третьих петухов» была не то чтобы антисоветской, но в общем была такой злой сатирой на советскую бюрократическую систему. А Режиссёр постарался сделать, чтобы понятно было последнему идиоту. Мне, например, досталась роль Мудреца. По ходу дела мой Мудрец большинство монологов произносил, копаясь в мусорных баках, из которых он постоянно выбрасывал на сцену какие-то резолюции и документы с печатями.
Репетировать было интересно. Я, например, раньше думал: ну как это актёры могут запомнить такие огромные роли наизусть? Для меня, например, небольшое стихотворение-то выучить было пыткой. А тут – полная роль. Этот момент меня очень пугал. Не верил я в свои силы в плане изучения роли. Оказалось, что всё не так уж сложно. Каждый актёр получает распечатку своей роли – все реплики от начала до конца. Причём перед началом каждой своей реплики напечатана короткая концовка реплики предыдущего, а потом твоя реплика, потом снова финальный огрызок реплики партнёра, снова твоя и т.п. Примерно так:
Чёрт: . . . они, строго говоря, не совсем его совершают.
Мудрец: Тут, очевидно, следует говорить не о моде, а о возможном положительном влиянии крайнебесовских тенденций на некоторые устоявшиеся нормы морали...
Чёрт: . . . положительном влиянии.
Мудрец: Всякое явление заключает в себе две функции: моторную и тормозную. Все дело в том, какая функция в данный момент больше раздражается; моторная или тормозная. Если раздражитель извне попал на моторную функцию – всё явление подпрыгивает и продвигается вперед, если раздражитель попал на тормозную -- все явление, что называется, съеживается и отползает в глубь себя. Обычно этого не понимают..
Ну и так далее. Потом артисты, занятые в сцене, садятся в кружочек (или рядочек – кому как удобнее), берут в руки листы и начинается первая читка. Каждый следит, чтобы точно вступить после реплики предыдущего персонажа. И так много раз. Постепенно от сидячей читки Режиссёр начинает выстраивать мизансцену, «прорабатывает характеры», придумывает всякие фишки, поведение героя и т.п. Постепенно бумажки уже не используются для постоянной читки, а в них лишь заглядывают, как в шпаргалку. Наконец, в какой-то момент – вуаля! – текст прочно сидит в голове и бумажки уже не нужны. Не зря в школе говорили учителя: «Повторение – мать учения». И правда так.
Кстати, об учителях. Как-то возвращаясь поздно вечером, как всегда на последнем, практически пустом, автобусе домой, мы уловили в конце салона некое движение. Оглянувшись и пристальнее всмотревшись, обнаружили сидящим на последнем сидении нашего бывшего физика Владимира Николаевича. Ну физика-сталиниста, который меня завалили на выпускном экзамене. Я про него в одной из предыдущих частей писал. Владимир Николаевич был пьян. Ну то есть не выпимши там, а просто пьян в сисю. Сидел и глупо таращился в пустоту. Мы подсели на сидение перед ним и весело поздоровались:
– Здравствуйте, Владимир Николаевич!
Владимир Николаевич сфокусировал свои глаза на наших лицах и расплылся в пьяной дебильной улыбке.
– Ааа? Ребяяятаа… – только и смог проговорить он. И стал сползать вниз, под сидения. Не уверен, что он нас узнал. Мы посовещались, что с ним делать. С одной стороны бывший учитель и вроде бы жалко его бросать так вот, пьяного в зюзю на автобусном полу. С другой стороны, тащить куда-то грязного вонючего алкаша тоже не улыбалось. В общем, мы оставили Владимира Николаевича под защитой ангела-хранителя всех алкашей и вышли из автобуса. Больше я никогда не видел Владимира Николаевича.
К тому времени микро-слава настигла меня уже в институте (в который я каким-то чудом умудрился поступить). Однажды мы играли на танцах в одной школе. Вдруг ко мне подошла девчонка, в которой я узнал свою однокурсницу. Она сделала глаза и стала всячески охать и ахать (в хорошем смысле), что мол не ожидала от меня такого. А и то сказать, в институте я был спокойным и покладистым пареньком с комсомольским значком. Да ещё членом Бюро ВЛКСМ потока, ответственным за выпуск политического приложения к стенной газете института. Не просто так. А на выступлениях я выглядел несколько иначе: старая потёртая кожаная таксистская куртка на голое тело, протёртые джинсы. Ну и на сцене я не стоял пай-мальчиком. Я давно понял, что изгибающийся в такт музыки соло-гитарист публике, особенно девочкам, нравится куда больше, чем столбом стоящий чудик а-ля ВИА. К тому времени я не изменил the Beatles, но в музыкальном плане моим флагом была уже группа Scorpions, особенно альбом «Blackout», музыкальной квинтэссенцией которого, на мой вкус, является «Now!». Дико электризующая вещица.
Юра Анисимов носил уже тогда довольно длинный хайр и добавлял зрелищности в тех вещах, которые мы исполняли вместе. Ну то есть стоящий на коленях, изогнувшийся назад в совершенно диком па Юра Анисимов, дергающий своей головой и где-то рядом я, держащий гитару, словно это лопата – гифом вниз, мне почему-то нравилось чаще всего именно так играть свои партии – производили впечатление в актовых залах школ. Я вообще был сторонником концепции, что гитара должна болтаться как можно ниже, чуть ли не на уровне коленей. На следующий день однокурсница, понятное дело, рассказала всем нашим девочкам про то, кем я, оказывается, на самом деле являюсь. «Вы бы видели, что они на сцене вытворяют» – нашёптывала она и драматически округляла глаза. Я вырос в своих собственных глазах на добрых пять сантиметров.
После этого, конечно, моей обязанностью стало участие в разных дурацких конкурсах политической песни. Помню, на один конкурсе я выпросил у Павла – нашего главного певца и ритм-гитариста – его акустическую Мюзиму. Вот гитарка была – первый класс! Звук, корпус, гриф – всё ультра тру-ля-ля. Соорудил из какого-то железного стержня крючок, к которому привязал оба конца ремня от своей гитары. Ремень надевается через плечо по типу пулемётной ленты. Под пиджаком его вообще не видно. А гитара зацепляется крючком за нижний обвод круглого отверстия в корпусе. Сейчас-то это обычное дело эдак вешать акустику, а тогда выглядело зело нарядно и необычно.
Исполняли что-то такое про Виктора Хару – девушки пели, а я аккомпанировал в своём стиле. Ничего так получилось. После ко мне подошёл какой-то ценитель и веско сказал: «Ты хорошо играешь на гитаре». «Я знаю», – надменно ответил я, оставив ценителя в лёгком ахуе. А что? Если я правда хорошо играю, зачем притворно говорить: «ах, ну что вы, да это я так, случайно покурить вышел, вот другие, да, играют так играют». Наглая напористая самоуверенность и эпатаж – моя визитная карточка. На том стоим. Не люблю приторную и притворную скромность, если честно. Человек должен твёрдо знать, чего он стоит на самом деле. Стержень стальной внутри надо иметь. Если есть стержень – всего достигнешь, чего хочешь. Нету стержня – на голову тебе какать будут и фамилию не спросят.
Ну а репетиции в театре-студии «Кто, если не ты» шли своей чередой. После репетиций всё чаще члены труппы устраивали пьяные оргии. В общем, всё потихоньку начинало превращаться в такой, знаете ли, настоящий бардельеро, выражаясь словами Василия Макаровича Шукшина. Спектакль двигался потихоньку-полигоньку, уже отдельные сцены были готовы. Но музыкальных репетиций становилось всё меньше. В какой-то момент нас это начало раздражать. Мы, в конце-концов, рассматривали театральные дела лишь как нагрузку к основному занятию, а в итоге получилось, что мы уже не музицировали, а только и занимались репетициями спектакля. Достало! В воздухе запахло революцией и переворотом. Половина труппы было на нашей стороне.
(продолжение не за горами….)
Journal information